— А кто у вас теперь работает поденщицей? — ответила миссис Оливер вопросом на вопрос.

— О-о, дорогая моя, такое убийство нам не нужно. Уж больно скучно. Нет, я думаю, на роль жертвы прекрасно подойдет Ив. К примеру, кто-то задушил ее собственными нейлоновыми чулками. Нет, это уже было.

— По-моему, Робин, ты — более подходящая кандидатура для убийства, — предложила Ив. — Подающий надежды драматург убит ножом в загородном коттедже.

— Мы еще не выбрали убийцу, — вспомнил Робин. — Чем плоха моя матушка? Следов ног не будет, потому что она передвигается в кресле-каталке. По-моему, замечательно.

— Ну, вонзать нож в тебя, Робин, она едва ли захочет, — усомнилась Ив.

Робин задумался.

— Да, ты права. Возможен и другой вариант — она душит тебя. Тут, я думаю, у нее больших угрызений совести не будет.

— Но я хочу, чтобы жертвой был ты. А убийцей пусть будет Дейдри Хендерсон. Зачуханная простушка, на которую никто не обращает внимания.

— Вот вам, Ариадна, пожалуйста, — сказал Робин. — Канва вашего следующего романа. Вам осталось только продумать ложные следы, по которым вы поначалу направите следствие, ну и, разумеется, все записать. О Господи, какие у Морин кошмарные псы!

Они уже свернули в ворота Лонг-Медоуз, и навстречу им с лаем кинулись два ирландских волкодава.

Из сарая с ведром в руках появилась Морин Саммерхэй.

— Лежать, Флин. Кормик, ко мне. Привет! Я как раз убирала у Пигги.

— Догадались, дорогая, — усмехнулся Робин. — Это ясно по запаху. Как поживает Пигги?

— Вчера жутко нас напугал. Лежит, не поднимается, завтрак есть не желает. Мы с Джонни давай читать в специальной книге про поросячьи болезни, всю ночь не спали, все думали, как он и что, а сегодня с утра он жутко веселый и жизнерадостный. Джонни ему принес поесть, так тот на него как кинется! Едва с ног не сбил. Джонни потом пришлось ванну принимать.

— Да, вы с Джонни живете — не соскучишься, — подытожил Робин.

Ив пригласила Морин:

— Приходите к нам с Джонни сегодня, немного выпьем, хорошо?

— С удовольствием.

— Там будет миссис Оливер, — вступил Робин. — Но познакомиться с ней можно прямо сейчас. Вот она.

— Правда? — воскликнула Морин. — Вот это да! Вы, я слышала, вместе с Робином сочиняете пьесу?

— Нам вдвоем работается — лучше некуда, — заверил ее Робин. — Кстати, Ариадна, когда вы утром вышли, на меня снизошло озарение. Насчет актерского состава.

— A-а, насчет актерского состава, — с облегчением повторила миссис Оливер.

— Я знаю, кто блестяще сыграет Эрика. Сесил Лич — он из театра в Калленки, играет в «Отщепенце». Как-нибудь вечером поедем туда и посмотрим.

— А ваш постоялец дома? — обратилась Ив к Морин. — Я хочу и его пригласить в гости.

— Мы приведем его с собой, — предложила Морин.

— Я бы хотела пригласить сама. Дело в том, что вчера я ему немножко нагрубила.

— A-а! Ну, он где-то поблизости, — неопределенно сказала Морин. — Может, в саду… Кормик… Флин… вот чертовы псины…

Она с грохотом бросила ведро и помчалась к пруду, откуда доносилось отчаянное кряканье.

Глава 13

Когда вечеринка у Карпентеров близилась к концу, миссис Оливер с бокалом в руках подошла к Эркюлю Пуаро. До этой минуты каждый из них находился в центре восторженного внимания. Но сейчас, когда было выпито изрядное количество джина и атмосфера стала совсем непринужденной, старые знакомые начали собираться в группки, обсуждать местные сплетни, и двум пришельцам удалось пообщаться друг с другом.

— Выйдем на террасу, — заговорщически прошептала миссис Оливер.

В ту же секунду она сунула ему в руку маленький клочок бумаги.

Вместе они вышли через балконную дверь на террасу. Пуаро развернул листок.

— Доктор Рендел, — прочитал он.

Пуаро вопросительно взглянул на миссис Оливер. Миссис Оливер энергично закивала, на лицо даже упал длинный завиток седых волос.

— Убийца — он, — заявила миссис Оливер.

— Вы считаете? Но почему?

— Я просто знаю, — ответила миссис Оливер. — Это же типичный убийца. Само добродушие, сердечность, дружелюбие и все прочее.

— Возможно.

Убеждения в голосе Пуаро не было.

— Но каков, по-вашему, его мотив?

— Нарушение профессиональной этики, — отчеканила миссис Оливер. И миссис Макгинти об этом узнала. Но причина — дело второе, главное — это он. Я пригляделась ко всем и говорю вам — можете не сомневаться.

Вместо ответа Пуаро как бы мимоходом заметил:

— Вчера вечером на станции в Килчестере кто-то пытался столкнуть меня на рельсы.

— Боже правый! Вы хотите сказать, что вас пытались убить?

— Ни секунды не сомневаюсь.

— А доктор Рендел выезжал по вызову, мне это точно известно.

— Я понимаю… да… доктор Рендел выезжал по вызову.

— Вот все и сходится, — с удовлетворением подытожила миссис Оливер.

— Все, да не все, — возразил Пуаро. — Вчера вечером в Килчестере также были мистер и миссис Карпентер, и домой они возвращались порознь. Теперь миссис Рендел — может, она и просидела весь вечер дома, слушая радио, а может, и нет — этого не знает никто. А мисс Хендерсон частенько ездит в Килчестер в кино.

— Вчера вечером не ездила. Она была дома. Сама мне сказала.

— Не следует верить всему, что вам говорят, — нравоучительно заметил Пуаро. — Родственники часто покрывают друг друга. С другой стороны, горничная Фрида, ну эта, иностранка, вчера была в кино и не знает, все ли жильцы Хантер-Клоуз провели вечер дома! Так что сузить круг непросто.

— Ну, за мою компанию я, кажется, могу поручиться, — сказала миссис Оливер. — Когда это с вами случилось?

— Ровно в девять тридцать пять.

— Стало быть, на обитателей Лэбернемса можно не грешить. С восьми до половины одиннадцатого Робин, его мама и я играли в покер.

— Я думал: вдруг вы с Робином заперлись в комнате и трудились на пару?

— А матушка тем временем вскочила на мотоцикл, спрятанный в кустах? — Миссис Оливер засмеялась. — Нет, матушка была у нас перед глазами. — Она вздохнула, ибо на ум ей пришли более грустные мысли. — Работать на пару, — горько вымолвила она. — Это не работа, а сущий кошмар! Представьте себе: инспектору Баттлу нацепят большие черные усы и объявят, что это — вы.

Пуаро даже вздрогнул от неожиданности:

— Предположить такое — уже кошмар!

— Теперь вам понятны мои страдания.

— Страдать приходится и мне, — признался Пуаро. — Кулинарные способности мадам Саммерхэй не поддаются описанию. Впрочем, о способностях тут вообще говорить не приходится. Сквозняки, ледяной ветер, расстройство желудка, кошачий запах, длинная собачья шерсть, сломанные ножки кресел, немыслимая кровать, в которой я сплю… — он закрыл глаза, вспоминая свои мучения, — едва теплая вода из-под крана, дырки в ковре на лестнице, а кофе? Жидкость, которую мне подают под видом кофе, невозможно описать словами. Мой желудок чувствует себя оскорбленным.

— Господи, — огорчилась миссис Оливер. — Но при этом она удивительно мила.

— Миссис Саммерхэй? Очаровательная женщина. Совершенно очаровательная. Но от этого только хуже.

— А вот и она, — сказала миссис Оливер.

К ним подходила Морин Саммерхэй.

На ее веснушчатом лице застыло счастливо-отрешенное выражение. Она нежно улыбнулась им обоим.

— Кажется, я слегка перебрала, — объявила она. — Джин просто прелесть. И так много! Обожаю вечеринки. В Бродхинни мы ими не очень избалованы. Это все в вашу честь — такие знаменитости! Как бы мне хотелось писать книги! Да вот беда — я ничего не умею делать как следует!

— Вы хорошая жена и мать, мадам, — напыщенно произнес Эркюль Пуаро.

Глаза Морин широко распахнулись. Привлекательные карие глаза на веснушчатом личике. «Интересно, — подумала миссис Оливер, — сколько ей лет? Пожалуй, не больше тридцати».

— Правда? — удивилась Морин. — Ну, не знаю. Я, конечно, всех их страшно люблю, но разве этого достаточно?

Пуаро кашлянул:

— Не сочтите меня бесцеремонным, мадам. Но если жена по-настоящему любит своего мужа, она должна заботиться о том, как он питается. Питание — вещь серьезная.

Морин, похоже, эти слова немного задели.

— А что? — вспыхнула она. — Голодным мой муж не ходит. Только и делаю, что его кормлю.

— Я имел в виду качество пищи.

— Вы хотите сказать, что я плохо готовлю, — догадалась Морин. — Но я всегда считала: что именно человек ест — это не важно.

Пуаро издал стон.

— Или что на нем надето, — рассеянно продолжала Морин. — Или чем он занимается. Я думаю, все это наносное и в жизни мало что значит.

Она замолчала, глаза от выпитого подернулись какой-то дымкой, будто она смотрела в дальние дали.

— На днях одна женщина написала в газету письмо, — вдруг сообщила она. — Дурацкое письмо. Спрашивает, как лучше поступить, отдать ребенка на усыновление чужим людям, которые смогут предоставить ему все — все что только возможно себе представить, так и написано, она имела в виду хорошее образование, приличную одежду, достойное окружение, — либо оставить его при себе, хотя никаких возможностей у нее нет. По-моему, дурацкое письмо — глупее не придумаешь. Главное, чтобы ты мог ребенка прокормить — все остальное не важно.

Она уставилась в пустой бокал, будто пыталась разглядеть на его дне будущее.

— Я-то знаю, — сказала она. — Ведь меня саму удочерили. Мать меня отдала, и там мне, как пишет эта женщина, предоставили все что только возможно себе представить. Но всегда больно сознавать — даже сейчас, — что от тебя отказалась собственная мать, взяла и отдала тебя своими руками.