Он развернул одну пару обуви. Туфли были вполне приличного качества, почти не изношены. На лапищу Бесси Берч нипочем не налезут.

Он уже собрался аккуратно их завернуть, но тут ему в глаза бросились выходные данные газеты.

Это была «Санди компэниэн» от девятнадцатого ноября.

А двадцать второго ноября миссис Макгинти была убита.

Итак, эту газету она купила в последнее в своей жизни воскресенье. Она лежала у нее в комнате, а уже потом Бесси Берч завернула в нее тетушкины манатки.

Воскресенье, девятнадцатое ноября. А в понедельник миссис Макгинти отправилась на почту и купила бутылочку чернил…

Вдруг она что-то вычитала в воскресной газете?

Он развернул другую пару обуви. Эти туфли были завернуты в «Ньюс ов зи уорлд» от того же числа.

Он разгладил обе газеты, отнес их к креслу и погрузился в чтение. И тут же сделал открытие. Какая-то заметка со страницы «Санди компэниэн» была вырезана.

Прямоугольник на средней странице. Вырезки, которые он нашел, были по площади явно меньше.

Он внимательно проглядел обе газеты, но ничего достойного внимания больше не нашел. Снова завернул в них туфли и тщательно упаковал в чемодан.

Потом спустился вниз.

Миссис Берч суетилась на кухне.

— Ничего, конечно, не нашли?

— Увы, ничего. — Будто между прочим, он добавил: — Не попадалась ли вам в тетушкином кошельке или сумочке вырезка из газеты?

— Что-то не помню. Может, она там и лежала, да ее забрала полиция.

Но полиция ничего не забирала. Это было ясно из записей Спенса. В списке предметов, найденных в сумочке убитой, газетная вырезка не значилась.

«Eh bien, — сказал себе Эркюль Пуаро, — следующий шаг до смешного очевиден. Либо терплю очередное фиаско, либо дело наконец-то сдвигается с мертвой точки».

2

Пуаро сидел в задумчивой позе перед подшивкой пропылившихся газет. Что ж, чутье его не подвело — бутылочка чернил была куплена не случайно.

Позабавить читателей всякого рода небылицами о событиях прошлых лет — это в «Санди компэниэн» любили.

Перед Пуаро лежала «Санди компэниэн» от девятнадцатого ноября.

Вверху средней страницы стоял следующий заголовок:

ЖЕНЩИНЫ — ЖЕРТВЫ ДАВНИХ ТРАГЕДИЙ. ГДЕ ЭТИ ЖЕНЩИНЫ СЕЙЧАС?

Под шапкой были напечатаны четыре замутненные фотографии, явно переснятые и сделанные много лет назад.

Люди, запечатленные на снимках, вовсе не выглядели трагически, скорее смехотворно, ибо почти все были одеты по моде давних лет. Нет ничего более нелепого, чем вчерашняя мода — хотя лет через тридцать она может снова захватить воображение общества или, по крайней мере, дать о себе знать.

Под каждым снимком стояла подпись.

«Ева Кейн — „другая женщина“ в знаменитом деле Крейга».

«Джейнис Кортленд — „несчастная жена“, чей муж оказался дьяволом в человеческом обличье».

«Маленькая Лили Гэмбл — трагическое порождение нашего перенаселенного мира».

«Вера Блейк — ничего не подозревавшая жена убийцы».

И ниже крупным шрифтом тот же вопрос:

ГДЕ ЭТИ ЖЕНЩИНЫ СЕЙЧАС?

Пуаро моргнул и, сосредоточившись, углубился в эту своего рода романтическую прозу — жизнеописание вышеупомянутых героинь, смотрящих с замутненных и расплывчатых фотоснимков.

Имя Евы Кейн было у него на памяти — нашумевшее дело Крейга он знал хорошо. Альфред Крейг был секретарем городской корпорации Парминстера, довольно добросовестный и неприметный труженик, приятный в обращении и строго блюдущий условности света. Ему выпало несчастье взять в жены женщину настырную и импульсивную. Миссис Крейг заставила его влезть в долги, постоянно третировала его и дергала, страдала нервными заболеваниями, которые друзья из числа недоброжелателей считали чистой выдумкой. Ева Кейн служила у них в доме гувернанткой. Это была хорошенькая девятнадцатилетняя простушка, довольно беспомощная. Она по уши влюбилась в Крейга, он ответил ей взаимностью. В один прекрасный день соседям стало известно, что врачи порекомендовали миссис Крейг «поехать на лечение за границу». Так сказал им Крейг. Вечером он отвез жену в Лондон на автомобиле — первый этап путешествия — и «отправил» ее на юг Франции. Потом вернулся в Парминстер и время от времени сообщал соседям: здоровье жены, судя по ее письмам, пока не улучшается. Ева Кейн осталась в доме вести хозяйство, и злые языки не заставили себя долго ждать. В конце концов Крейг получил известие о том, что его жена скончалась за границей. Он уехал, вернулся через неделю, рассказал, как прошли похороны.

В каком-то смысле Крейг оказался простаком. Он совершил ошибку — назвал место, где умерла жена, довольно известный курортный городок на Французской Ривьере[166]. Дальше события развивались так: у кого-то в этом городке оказался то ли родственник, то ли друг, и вскоре выяснилось, что женщина с такой фамилией там не умирала и не была похоронена, поползли слухи, и наконец об этом сообщили полиции.

Вкратце дело свелось к следующему.

Миссис Крейг на Ривьеру не уезжала. Ее тело, разрезанное на аккуратные куски, нашли зарытым в погребе Крейга. Вскрытие останков показало, что жертва была отравлена растительным алкалоидом[167].

Крейга арестовали и предали суду. Еву Кейн поначалу обвинили в соучастии, но потом обвинение сняли, потому что о случившемся она не имела ни малейшего представления — это было очевидно. Крейг в конце концов признал свою вину целиком и полностью, был приговорен к смерти и казнен.

Ева Кейн, ждавшая тогда ребенка, уехала из Парминстера, а в дальнейшем, если верить «Санди компэниэн»: «Добрые родственники в Новом Свете согласились приютить ее. Несчастная девушка, по молодости лет уступившая домогательствам хладнокровного убийцы, поменяла фамилию и навсегда покинула эти берега, чтобы начать новую жизнь и заточить все пережитое в своем сердце, навеки сокрыть от дочери имя отца.

„Моя дочь вырастет в счастливом неведении. Я не позволю, чтобы жестокое прошлое бросило тень на ее жизнь. В этом я себе поклялась. Мои трагические воспоминания навсегда останутся при мне“.

Бедная, хрупкая, доверчивая Ева Кейн! Познать на заре молодости, сколь низменны, сколь коварны бывают мужчины. Где-то она теперь? Может, обитает где-то на Среднем Западе женщина на склоне лет, милая и спокойная, уважаемая соседями, женщина с грустными глазами… А к ней вместе с детишками, веселая и жизнерадостная, приезжает „повидать мамочку“ женщина много моложе и рассказывает ей о своих каждодневных заботах и хлопотах — и не подозревает она, какие страдания выпали на долю ее матери!»

— О-ля-ля! — только и вымолвил Эркюль Пуаро. И перешел к жертве следующей трагедии.

Джейнис Кортленд, «несчастная жена», с выбором мужа явно опростоволосилась. Восемь лет она терпела его странные выходки… Что это за «странные выходки»? Любопытно. Восемь лет мучений, так категорически утверждает «Санди компэниэн». В конце концов Джейнис завела себе друга. Этот молодой человек, со слегка романтическими представлениями о бренном мире, эдакий небожитель, стал случайным свидетелем сцены между мужем и женой и пришел в неописуемый ужас. Он накинулся на мужа с такой яростью, что тот, ударившись об острый край мраморной каминной облицовки, проломил себе череп. Суд присяжных решил, что обстоятельства, побудившие молодого человека к действию, были чрезвычайными, что у этого идеалиста не было намерения убивать, и приговорил его к пяти годам за непредумышленное убийство.

Страдающая Джейнис, приведенная в ужас «популярностью», которую она приобрела в ходе этого дела, уехала за границу, чтобы «обо всем забыть».

«Но удалось ли ей забыть? — вопрошала „Санди компэниэн“. — Надеемся, что да. Наверное, живет где-то в подлунном мире счастливая жена и мать, и те страшные годы безмолвных страданий кажутся ей всего лишь кошмарным сном…»

— Ясно, ясно, — пробурчал себе под нос Эркюль Пуаро и перешел к Лили Гэмбл, трагическому порождению нашего перенаселенного мира.

Семья Лили Гэмбл, как выяснилось, жила в такой чудовищной тесноте, что девочку решили отдать. Заботы о ней взяла на себя тетка. Однажды Лили захотела пойти в кино, а тетка ей не разрешила. Тогда Лили Гэмбл схватила со стола подвернувшийся под руку секач и кинулась с ним на свою обидчицу. Та хоть и была женщина властная, но при этом маленькая и хрупкая. От удара она скончалась. Для своих двенадцати лет Лили была вполне развитой и крепкой девочкой. Исправительная школа для малолетних преступников распахнула свои двери, и Лили скрылась с горизонта.

«Сейчас она — женщина во цвете лет, имеющая право занять свое место в цивилизованном мире. Все годы, проведенные в заключении и под надзором, она вела себя образцово. Не значит ли это, что винить в происшедшей трагедии надо не ребенка, а систему? Невежество, нужда, трущобы — вот что окружало маленькую Лили, и она стала жертвой среды, в которой выросла. Произошла трагедия.

Лили искупила свою вину перед обществом, и мы надеемся, что она живет где-нибудь спокойно и счастливо, добропорядочной гражданкой, хорошей женой и матерью. Бедная маленькая Лили Гэмбл».

Пуаро покачал головой. Двенадцатилетняя девочка набрасывается на тетку с секачом и наносит ей смертельный удар — нет, сочувствия такая девочка не вызывает. В данном случае его симпатии на стороне тетки.

Он занялся Верой Блейк.

Вера Блейк безусловно была из числа женщин, о которых говорят: все у нее не слава Богу. Сначала она завела себе кавалера, а тот оказался гангстером, которого разыскивала полиция за убийство охранника в банке. Потом она вышла замуж за респектабельного коммерсанта, а он возьми и окажись скупщиком краденого. И двое ее детей, когда подросли, не остались без внимания полиции. Они ходили с мамочкой по магазинам и воровали вещички. Но вот и на ее улице наступил праздник — появился «хороший человек». Он предложил страдалице Вере перебраться в один из доминионов[168]. Вместе с детьми уехать из этой свихнувшейся страны.