Но потом взяла себя в руки, вышла на лестничную площадку и постучалась в дверь миссис Клиппс. Ей еще сначала надо было хорошенько потрудиться ради ближнего, прежде чем можно будет заняться собственным отмыванием и приведением себя в божеский вид.

После ванны, обеда и довольно долгого сна Виктория вышла из своей комнаты на балкон и стала смотреть на реку уже совершенно другими глазами. Пыльная буря улеглась. Вместо желтого марева над Тигром разливалось бледное голубое сияние. А на том берегу вырисовывались изысканные силуэты пальм и разновысоких зданий.

Снизу, из сада, до Виктории донеслись голоса. Она подошла к перилам и выглянула.

Миссис Гамильтон Клиппс, эта неутомимая болтунья и добрая душа, уже успела завязать знакомство с дамой из соседнего номера, типичной англичанкой-путешественницей неопределенного возраста, без которых не обходится ни один заграничный мало-мальски крупный город.

— …и что бы я без нее делала, просто не представляю себе, — говорила миссис Клиппс. — Необыкновенно милая девушка! И из такой хорошей семьи. Племянница епископа Ллангоуского.

— Какого епископа?

— Ллангоуский, по-моему, он называется.

— Глупости, такого не существует, — сказала та.

Виктория нахмурилась. Знает она этих английских старушек, их вымышленными епископами не проведешь.

— Ну, должно быть, я неправильно запомнила имя, — сказала миссис Клиппс с сомнением. — Но все равно, — тут же воодушевившись, продолжала она, — это очень обаятельная и толковая девушка.

— Гм, — неопределенно отозвалась ее собеседница.

Виктория немедленно приняла решение держаться от нее подальше. Интуиция ей подсказывала, что таких морочить слишком уж сложно.

Она возвратилась в комнату, села на кровать и задумалась над своим положением. В настоящее время она проживает в отеле «Тио» — гостинице, явно не принадлежащей к разряду дешевых. В кармане у нее имеется четыре фунта семнадцать шиллингов. И она уже задолжала за плотный обед, ведь миссис Клиппс больше не обязана ее кормить. Виктория к ней нанималась только за бесплатную дорогу до Багдада. Теперь сделке конец. Виктория в Багдаде. А миссис Клиппс получила квалифицированную помощь епископской племянницы, она же — бывшая больничная сиделка и опытная секретарша. Взаимные обязательства выполнены, к полному удовлетворению сторон. Миссис Клиппс вечерним поездом отбывает в Киркук, и — прости-прощай. На миг Виктории подумалось: а вдруг миссис Клиппс непременно пожелает сделать ей на прощанье подарок наличными? Но пришлось с этой мыслью сразу же расстаться ввиду крайней маловероятности. Откуда миссис Клиппс знать, что Виктория находится в бедственном финансовом положении?

Что же в таком случае делать? Ответ не замедлил объявиться: разумеется, найти Эдварда.

Тут Виктория с досадой сообразила, что не знает его фамилии. Эдвард — и Багдад. Не так-то много, подумала она. Совсем как та сарацинская дева[70], которая приехала в Англию, зная одно лишь имя своего возлюбленного. «Гилберт» и «Англия». Романтично, конечно, — но довольно неудобно. Впрочем, в Англии в эпоху крестовых походов фамилий вообще не было. Зато, с другой стороны, Англия побольше Багдада. Хотя тогда она была не так густо заселена.

Виктория с усилием оторвалась от этих интересных размышлений и вернулась на твердую землю. Она должна немедленно найти Эдварда, и Эдвард должен найти ей работу. Тоже немедленно.

Она не знает фамилии Эдварда, зато знает, что он приехал в Багдад в должности секретаря доктора Ратбоуна, и этот доктор Ратбоун, надо полагать, — человек известный.

Виктория попудрила нос, пригладила рукой волосы и спустилась по лестнице в холл добывать информацию.

Хозяин гостиницы любезнейший Маркус, проходя мимо, при виде ее рассиялся еще больше.

— A-а, это мисс Джонс! Вы пойдете со мной, милая барышня, и чего-нибудь выпьете, хорошо? Английские барышни — это моя слабость. В Багдаде я всем английским барышням и дамам лучший друг. Им у меня в гостинице всегда рады. Идемте, мы с вами посидим в баре.

Виктория, ничего не имевшая против дарового угощения, охотно последовала за ним.

В баре, сидя на высоком табурете и потягивая джин, она приступила к добыванию информации:

— Вы не знаете доктора Ратбоуна? Он недавно приехал в Багдад.

— Я знаю в Багдаде всех и каждого, — радостно отозвался Маркус Тио. — И все и каждый знают меня. Это чистая правда, можете мне поверить. О! У меня столько друзей!

— Да, конечно, — сказала Виктория. — А доктора Ратбоуна вы знаете?

— На той неделе у меня останавливался проездом маршал авиации, самый главный на всем Ближнем Востоке. Он мне говорит: Маркус, мерзавец ты эдакий, я тебя не видел с сорок шестого года. Что-то, я смотрю, ты не похудел. Такой приятный человек. Очень его люблю.

— А доктор Ратбоун? Он тоже приятный человек?

— Я люблю людей, которые, знаете, умеют получать удовольствие. Кислые лица — это не по мне. Мне нравятся люди веселые, молодые и прелестные, как вы. Маршал авиации, он мне говорит, женщины, Маркус, ты слишком их любишь. А я ему отвечаю, да нет, моя беда, что я слишком люблю Маркуса… — Он разразился громким хохотом и вдруг закричал: — Иисус! Иисус!

Виктория страшно изумилась, но оказалось, что так зовут бармена. Удивительный край, этот Восток.

— Еще порцию джина с оранжадом[71] и виски, — распорядился Маркус.

— Я, пожалуй, больше не буду…

— Да, да, будете, все очень-очень слабое.

— Так насчет доктора Ратбоуна?.. — попробовала настоять Виктория.

— Эта миссис Гамильтон Клиппс — странная фамилия, правда? — с которой вы приехали, она американка, да? Я люблю американцев тоже, но главная моя любовь — англичане. Американцы, они постоянно о чем-то беспокоятся. Но они бывают большие молодцы. Мистер Саммерс — знаете его? — как прилетел в Багдад, так столько выпил, что йотом трое суток спал без просыпу. Это, я считаю, чересчур. Нехорошо.

— Помогите мне, прошу вас, — воззвала Виктория.

Маркус посмотрел на нее с недоумением.

— Конечно, я вам помогу, о чем разговор. Я всегда помогаю моим друзьям. Вы только скажите — и все немедленно будет сделано. Бифштекс фирменный — индейка, приготовленная с рисом, изюмом и пряностями, изумительно вкусно — или молоденькие цыплята…

— Не надо мне молоденьких цыплят — пока, — благоразумно добавила Виктория. — Мне нужно разыскать этого доктора Ратбоуна. Фамилия Ратбоун. Приехал в Багдад недавно. И с ним… секретарь.

— Не знаю, — сказал Маркус. — В отеле «Тио» такого нет.

Он явно подразумевал при этом, что человек, не останавливающийся в «Тио», все равно что вообще не существует.

— Но есть ведь и другие гостиницы, — не отступалась Виктория. — А может быть, у него тут дом.

— О да, есть другие гостиницы. «Вавилонский дворец», «Сеннахериб», отель «Зобейда». Это хорошие гостиницы, не спорю, но не такие, как «Тио».

— Верю, — успокоила его Виктория. — Но вам не известно, может быть, доктор Ратбоун остановился в одной из них? Он заведует тут каким-то обществом, что-то связанное с культурой… и книгами.

При упоминании о культуре Маркус сделал серьезное лицо.

— Вот то, что нам надо, — важно проговорил он. — Побольше культуры. Искусство, музыка — это очень хорошо, это прекрасно. Я сам люблю скрипичные сонаты, которые покороче.

Виктория, хотя и была с ним полностью согласна, особенно в последнем пункте, вынуждена была признать, что ей ничего не удается от него добиться. Конечно, поговорить с Маркусом — одно удовольствие, он такой трогательный в своем чисто-детском упоении жизнью, но вся ситуация напоминает попытки Алисы в Стране Чудес[72] найти тропинку, ведущую на вершину холма. Какую тему ни изберешь, все равно возвращаешься в исходную точку: к Маркусу!

От третьего стакана она отказалась и печально встала. Голова слегка кружилась. Коктейли были далеко не слабые. Она вышла из бара на террасу и, облокотись о перила, стала смотреть на реку. Вдруг кто-то у нее за спиной произнес:

— Извините меня, но вам лучше сходить надеть пальто. Вам, должно быть, после Англии кажется, что здесь сейчас настоящее лето, но с заходом солнца становится очень холодно.

Виктория узнала пожилую англичанку, с которой разговаривала на балконе миссис Клиппс. У нее был характерный хриплый голос, огрубевший от гиканья на псовой охоте. В меховой шубе, с пледом на коленях, она сидела в кресле и пила виски с содовой.

— Благодарю вас, — сказала ей Виктория и хотела немедленно ретироваться, но не успела.

— Позвольте мне назвать себя, — сказала дама. — Я миссис Кардью Тренч. (Подразумевалось: из достопочтенного[73] семейства Кардью Тренчей.) А вы, если не ошибаюсь, приехали с миссис — как бишь ее? Гамильтон Клиппс?

— Да, — ответила Виктория.

— Она мне сказала, что вы — племянница епископа Ллангоуского.

Тут Виктория мобилизовала все свои таланты.

— В самом деле? — переспросила она чуть-чуть, в самую меру, иронично.

— Она, должно быть, что-то перепутала?

Виктория снисходительно улыбнулась:

— Американцам бывает трудно разобраться в наших именах. Действительно, звучит немного похоже. Мой дядя, — объяснила Виктория, импровизируя на ходу, — епископ в Лангоа.

— Лангоа?

— Да. Это в Тихоокеанском архипелаге. Колониальный епископ, само собой.

— Ах, колониальный, — сказала миссис Кардью Тренч, беря по меньшей мере тремя полутонами ниже. Как и следовало ожидать, о колониальных епископах она слышала впервые в жизни. — Тогда понятно. Этим все объясняется.

И объясняется очень даже удачно, поздравила себя Виктория, ведь она ляпнула просто наобум.

— А вы что здесь делаете? — спросила миссис Кардью Тренч с той светской любезностью, которая часто маскирует обыкновенное природное любопытство.