Размышляя над этими вещами, я постепенно добрался до истины и сейчас расскажу вам, что же произошло на самом деле.

Кое о чем я уже говорил вам сегодня утром. Ричард Эбернети умер внезапно, но не было бы ровно никаких причин заподозрить, что дело нечисто, если бы не слова, сказанные его сестрой Корой на похоронах. Все дело об убийстве Ричарда Эбернети держится на этих словах. Из-за них вы поверили в убийство, и не потому, что они были так уж убедительны, а потому, что их произнесла именно Кора Ланскене, известная своей способностью говорить правду в самые неподходящие моменты. Итак, в основе дела об убийстве Ричарда не только сказанное Корой, но и сама Кора.

Дойдя в своих рассуждениях до этого места, я вдруг задал себе вопрос, насколько хорошо вы все знали Кору Ланскене?

На мгновение воцарилось молчание, и Сьюзен спросила резким тоном:

— Что вы имеете в виду?

Однако Пуаро продолжил:

— И сам себе ответил: вы знали ее очень и очень мало. Молодое поколение если и видело ее, то только в детстве. Фактически из всех присутствовавших в тот день Кору знали лишь трое: дворецкий Лэнскомб, старый и полуслепой; миссис Тимоти Эбернети, видевшая ее на своей собственной свадьбе и несколько раз потом; и миссис Лео Эбернети, знакомая с Корой довольно хорошо, но не видевшая ее более двадцати лет.

Тогда я спросил себя: а что, если на похороны в тот день приезжала вовсе не Кора Ланскене?

— Вы хотите сказать, что тетя Кора это не тетя Кора? — В голосе Сьюзен прозвучало откровенное недоверие. — Вы хотите сказать, что убили не тетю Кору, а кого-то другого?

— Нет-нет. Убили-то Кору Ланскене. Но не Кора Ланскене приехала в Эндерби накануне похорон своего брата. Женщина, явившаяся сюда под ее именем, сделала это с единственной целью — обыграть, если можно так выразиться, факт внезапной кончины Ричарда Эбернети и заставить родственников поверить, что его убили. Надо сказать, ей это вполне удалось!

— Чепуха! Зачем? С какой целью? — грубовато сыпала вопросами Мод Эбернети.

— С какой целью? С целью отвлечь внимание от другого убийства, а именно от убийства самой Коры Ланскене. Ведь если Кора говорит, что Ричарда убили, а на следующий день сама погибает насильственной смертью, то есть все основания рассчитывать, что эти две смерти будут восприняты как причина и следствие. Но если Кору найдут убитой, а версия насчет грабежа со взломом не покажется полиции достаточно убедительной, то где она начнет искать убийцу? Разумеется, поближе к дому, и подозрение неизбежно падет на женщину, делившую кров с покойной.

Мисс Джилкрист запротестовала почти беспечным тоном:

— О, мосье Понталье… не думаете же вы на самом деле, что я убила человека из-за аметистовой брошки и нескольких эскизов, которые ломаного гроша не стоят?

— Нет, я думаю, вас привлекла добыча покрупнее. Один из этих эскизов, мисс Джилкрист, изображает гавань в Польфлексане и, как правильно догадалась миссис Бэнкс, срисован с почтовой открытки, на которой еще красуется старый причал. Но миссис Ланскене всегда рисовала с натуры. Я вспомнил, что мистер Энтуисл упомянул о запахе масляной краски, который он почувствовал, впервые войдя в коттедж. Вы ведь умеете рисовать, не правда ли, мисс Джилкрист? Ваш отец был художником, и вы разбираетесь в картинах. Допустим, что одна из картин, купленных Корой по дешевке на распродаже, действительно ценное полотно. Допустим, сама она этого не поняла, но поняли вы. Вам было известно, что в скором времени она ожидает визита старого друга, известного искусствоведа. Потом вдруг скоропостижно умирает ее брат, и в вашем мозгу стремительно складывается некий план. В чай, поданный вами рано утром миссис Ланскене, подмешана лошадиная доза снотворного, и на протяжении всего дня похорон, пока она в бессознательном состоянии лежит в запертом коттедже, вы играете ее роль в Эндерби, о котором вы все знаете со слов Коры. Как это нередко бывает со стареющими людьми, она много и часто рассказывала о своем детстве. Вам было легче легкого начать с адресованных старику Лэнскомбу слов о пирожных и шалашах, они сразу бы рассеяли подозрения, если бы старик вдруг насторожился. Вы прекрасно использовали в тот день свои сведения об Эндерби, узнавая старые вещи, припоминая тот или другой эпизод из прошлого. Никому из присутствовавших и в голову не пришло, что вы вовсе не Кора. На вас было ее платье, под которое вы что-то надели, чтобы казаться пополнее, а поскольку миссис Ланскене пользовалась накладкой, то и прическа не представила для вас никаких трудностей: вы просто-напросто взяли запасную накладку своей хозяйки. Никто не видел Кору двадцать лет, а за такой срок люди так меняются, что нередко слышишь что-нибудь вроде: «Я и не узнал бы ее, так она переменилась». Но привычки, манера вести себя запоминаются, а у Коры были свойственные только ей манеры и ужимки, которые вы тщательно отрепетировали перед зеркалом.

И вот тут-то, как ни странно, вы допустили вашу первую ошибку. Вы забыли, мисс Джилкрист, что в зеркале все отражается наоборот. Оттачивая перед зеркалом движение, которым Кора склоняла голову к плечу, вы упустили из виду, что перед вами зеркальное отображение. Кора наклоняла голову вправо, вы же, чтобы получить в зеркале тот же эффект, склоняли ее влево.

Вот что озадачило и смутно встревожило Элен Эбернети в момент, когда вы обронили свой роковой намек. Что-то показалось ей неладным. Вчера вечером, когда Розамунд Шейн тоже сделала одно крайне неожиданное для всех замечание, я собственными глазами убедился, что происходит в подобных случаях: все присутствующие обязательно смотрят на говорящего. Это неизбежная психологическая реакция. Следовательно, когда миссис Лео ощутила «что-то неладное», это имело отношение к Коре Ланскене. Я думаю, после вчерашних разговоров о «зеркальном отражении» и «взгляде на себя со стороны» миссис Лео, сидя перед зеркалом, задумалась о Коре, вспомнила ее привычку склонять голову к правому плечу и машинально повторила это движение. Но отражение в зеркале показалось ей каким-то странным. Вот тут-то она и поняла, что именно озадачило ее в день похорон. Миссис Лео попыталась найти объяснение. Одно из двух: либо Кора с годами приобрела привычку склонять голову к другому плечу, что крайне маловероятно, либо Кора не была Корой. И то и другое представилось ей одинаково абсурдным, но, тем не менее, она решила сразу же сообщить о своем открытии мистеру Энтуислу. Однако кто-то, привыкший вставать рано, был уже на ногах, последовал за ней, услышал начало разговора и, опасаясь возможного разоблачения, ударил ее по голове тяжелым мраморным стопором для двери.

Пуаро помолчал и добавил:

— Кстати, мисс Джилкрист, могу сообщить вам, что сотрясение мозга у миссис Элен Эбернети не столь уж серьезное. Вскоре она сможет сама все рассказать.

— Никогда я не делала ничего подобного! — возмущенно воскликнула мисс Джилкрист. — С вашей стороны просто грешно возводить на меня такую напраслину!

— Это были вы… в тот день, — внезапно заговорил Майкл Шейн. — Как это я не сообразил раньше? У меня было смутное ощущение, что где-то я вас уже видел, но, естественно, никто ведь не приглядывается к… — Он умолк.

— …К какой-то компаньонке, — закончила за него мисс Джилкрист. Голос ее слегка дрогнул. — Серая рабочая скотинка. Вечная прислуга! Но продолжайте свою фантастическую историю, мосье, прошу вас.

— Намек на убийство, оброненный на похоронах, был, конечно, лишь первым шагом, — вновь заговорил Пуаро. — У вас было в резерве еще кое-что. В любой момент вы были готовы признаться, что подслушали разговор Ричарда с сестрой. На самом деле он, несомненно, сказал ей, что жить ему осталось недолго, и в этом смысл загадочной фразы в письме, которое он написал Коре, вернувшись домой. Другой вашей блестящей выдумкой была «монахиня». Монахиня, вернее, монахини, заглянувшие в коттедж в день дознания, подсказали вам этот лейтмотив, которым вы воспользовались, чтобы подслушать телефонный разговор Мод Эбернети с Элен, находившейся в Эндерби. Он же пригодился вам как один из предлогов для того, чтобы сопровождать мистера Тимоти Эбернети и его жену в Эндерби и выяснить, на кого падают подозрения. Что же касается довольно серьезного, но неопасного для жизни отравления мышьяком, то это старая уловка, которая, собственно, и заставила инспектора Мортона заподозрить вас.

— Ну а картина? — спросила Розамунд. — Что это была за картина?

Пуаро медленно развернул телеграмму.

— Сегодня утром я позвонил мистеру Энтуислу и попросил его отправиться в Стэнсфилд-Грейдж. Там, действуя по поручению самого мистера Эбернети, — тут Пуаро устремил непреклонный взгляд на Тимоти, — он должен был отыскать среди картин, принадлежащих мисс Джилкрист, одну с изображением Польфлексана и увезти ее под предлогом изготовления рамы как сюрприза для мисс Джилкрист. Вернувшись в Лондон, мистер Энтуисл, как ему было поручено, доставил полотно мистеру Гатри, которого я заранее предупредил телеграммой.

Йод торопливо намалеванным эскизом, когда его смыли, оказалась другая картина. — Пуаро поднес телеграмму к глазам и прочел вслух: — «Безусловно, Вермеер[276] Гатри».

Внезапно, словно подталкиваемая какой-то неведомой силой, мисс Джилкрист разразилась потоком слов:

— Я знала, что это Вермеер. Я сразу догадалась! Ей это и в голову не пришло! Вечно рассуждать о Рембрандтах, об итальянских примитивистах и не разглядеть Вермеера под самым своим носом! Всегда разглагольствовать об искусстве, ничего в нем не смысля! Она, если хотите знать, всегда была дурой каких мало. Без конца до тошноты рассказывала об этом самом Эндерби, о своем детстве, о Ричарде, Тимоти, Лауре и всех остальных. У этой семейки денег куры не клевали, всегда у этих деточек все было только самое лучшее, как же иначе?! Вы представить себе не можете, какая тоска была выслушивать все это — час за часом, день за днем. Да еще поддакивать: «Да, миссис Ланскене», «Да что вы, миссис Ланскене». И делать вид, будто тебе интересно, а на самом деле умирать от скуки. И знать, что никакого просвета в жизни уже не будет… И вдруг — Вермеер! Недавно я читала в газетах, что какую-то картину Вермеера продали на днях за пять тысяч фунтов!