Мортон улыбнулся:

— Но это с вами случается нечасто, верно?

— Да, нечасто. Хотя, вынужден признаться, бывало и такое.

— Не могу сказать, что меня это огорчает. Оказываться всегда правым иногда может и прискучить.

— Я этого не нахожу, — возразил Пуаро.

Инспектор Мортон рассмеялся:

— Итак, вы хотите, чтобы я повременил с расспросами?

— Нет, вовсе нет. Действуйте как намеревались. Полагаю, вы не думаете о немедленном аресте?

Мортон покачал головой:

— Нет, улики для этого слишком слабы. Для начала мы должны заиметь санкцию прокурора, а нам до этого еще далеко. Мы просто хотим получить объяснения от определенных лиц об их передвижении в тот злополучный день. Кому-то мы, возможно, сопроводим эту просьбу официальным предупреждением.

— Вы имеете в виду миссис Бэнкс?

— Угадали. Она была там в тот день. Ее машина была припаркована в старом карьере.

— А за рулем ее никто не видел?

— Нет. Но плохо, что она умолчала об этой поездке. Ей придется дать убедительные объяснения.

— Будьте уверены, она объяснит вам все что угодно, — сухо заверил собеседника Пуаро. — В этом деле она мастер.

— Охотно верю. Умная молодая особа. Возможно, слишком умная. Плохо быть слишком умной. Как раз на этом и попадаются.

— Всплыло что-нибудь насчет Кроссфилда?

— Ничего особенного. Он относится к самому обычному типу людей. Масса молодых вроде него колесит по всей стране в поездах, автобусах, на велосипедах. Людям трудно вспомнить неделю спустя, в среду или в четверг они видели кого-то в каком-то определенном месте. — Он сделал паузу и продолжил: — Кстати, у меня есть кое-какие любопытные данные. От матери настоятельницы одного монастыря. Две ее монахини собирали пожертвования и заглянули в коттедж миссис Ланскене. Это было за день до того, как ее убили. Они не смогли достучаться и дозвониться, и это вполне естественно: сама она уехала на похороны брата на север, а компаньонка взяла свободный день и отправилась с экскурсией в Борнмут[270]. Но странное дело: монахини утверждают, что в коттедже все-таки кто-то был, что они ясно слышали вздохи и стоны. Я спросил, может, это было день спустя, но настоятельница совершенно уверена, что нет. Все их походы за пожертвованиями заносятся в какую-то книгу. Что скажете? Может, какой-то неизвестный искал что-то в коттедже, воспользовавшись отсутствием обеих женщин, и, ничего не найдя, вернулся на следующий день? Что касается вздохов и стонов, то это, по всей вероятности, плод воображения монахинь. Даже монахини впечатлительны, а в коттедже, где было совершено убийство, не захочешь да услышишь вздохи и стоны. Они ведь рассказывали о своем визите уже после того, как стало известно об убийстве, и наверняка что-нибудь присочинили. Важно другое: был ли кто-нибудь в коттедже? И если да, то кто именно? Ведь вся семейка Эбернети пребывала здесь, на похоронах.

Вместо ответа Пуаро задал вопрос, казалось бы не относящийся к делу:

— Эти монахини не повторили позднее своей попытки попасть в коттедж?

— Представьте себе, да! Примерно неделю спустя. Кажется, в день дознания.

— Все сходится, — воскликнул Пуаро, — просто великолепно сходится!

Инспектор Мортон взглянул на него:

— Я вижу, вас эти монашенки сильно заинтересовали. Почему, собственно?

— Потому, что мое внимание как будто специально привлекают к этому обстоятельству, и весьма настойчиво. Вы, инспектор, разумеется, отметили, что монахини приходили в коттедж в тот же день, когда там неизвестно откуда появился отравленный свадебный пирог?

— Но вы ведь не думаете, что… Эта идея просто смешна!

— Мои идеи никогда не бывают смешными, — сурово парировал Пуаро. — А теперь, дорогой мой, я предоставляю вам возможность заняться выяснением обстоятельств покушения на миссис Эбернети, которые, несомненно, вас весьма интересуют, а сам отправлюсь побеседовать с племянницей покойного Ричарда.

— Будьте осторожны в разговоре с миссис Бэнкс, не спугните ее раньше времени.

— Вы меня не поняли. Я имею в виду другую племянницу покойного мистера Эбернети.

Пуаро нашел Розамунд сидящей на скамье у ручья в зарослях рододендронов[271]. Она смотрела на воду и о чем-то размышляла.

— Надеюсь, я не помешаю Офелии[272], — галантно сказал он, устраиваясь рядом. — Быть может, вы учили эту роль?

— Я никогда не играла Шекспира. Один раз, правда, я была Джессикой в «Венецианском купце». Вшивенькая роль.

— Но очень трогательная, согласитесь. Вспомните, например, то место, где говорится о сладостных звуках музыки. Как тяжело, должно быть, бедной Джессике, дочери всеми ненавидимого и презираемого еврея. Какие сомнения, надо думать, терзали ее, когда она с червонцами своего отца бежала из родительского дома к возлюбленному. Джессика с золотом — одно дело, Джессика без золота — совсем другое.

Розамунд повернула голову и взглянула на Пуаро.

— Я думала, вы уехали, — сказала она укоризненно, посмотрев на свои ручные часики. — Сейчас уже больше двенадцати.

— Я опоздал на поезд, — ответил Пуаро.

— Почему?

— Вы полагаете, я сделал это намеренно?

— Конечно. Вы ведь человек пунктуальный, не так ли? Если бы вы хотели успеть на поезд, то, я думаю, успели бы.

— Ваша логика, мадам, восхитительна. А знаете, сидя в беседке, я рассчитывал на ваш визит.

Розамунд удивленно взглянула на него.

— С какой стати? Вы вроде бы попрощались со всеми нами в библиотеке.

— Совершенно верно. Но вы больше ничего не хотите сказать — мне лично?

— Нет, — покачала головой Розамунд. — Мне нужно было подумать о многом. О важных вещах.

— Понятно.

— Я не очень часто думаю, жаль терять на это время. Но на этот раз дело действительно важное. Человек должен думать о том, какой он хочет видеть свою будущую жизнь.

— И вы думали именно об этом?

— В общем, да… Я пыталась решить для себя кое-что.

— Это касается вашего супруга?

— В некотором смысле да.

Пуаро, помедлив, сказал:

— Только что приехал инспектор Мортон. Он расследует дело о смерти миссис Ланскене и хотел бы услышать, что вы все делали в день ее убийства.

— Понятно. Алиби, — весело подхватила Розамунд. Ее очаровательное личико озарилось плутоватой улыбкой. — Интересно, как выкрутится Майкл? Он думает, я не знаю, что на самом деле он в тот день ездил к этой бабе.

— А почему вы так решили?

— Ну хотя бы по его виду, когда он сказал, что отправляется обедать с Оскаром. Так небрежно, так между прочим, а кончик носа у него слегка дергался, как всегда, когда он врет.

— Слава Богу, мадам, что я не ваш муж!

— Ну а потом, конечно, я просто позвонила Оскару, — продолжила Розамунд. — Мужчины всегда так неумело лгут.

— Боюсь, мистер Шейн не самый верный из мужей? — отважился Пуаро.

Розамунд, однако, ничуть не обиделась.

— Да, не самый верный, — спокойно подтвердила она. — Но это даже забавно — иметь мужа, которого старается отбить каждая женщина. Я бы не хотела, как бедняжка Сьюзен, быть замужем за мужчиной, на которого другие женщины и не смотрят. Право же, Грег в этом смысле полное ничтожество.

Пуаро испытующе смотрел на нее.

— А вдруг кому-то все же удастся отбить у вас мужа?

— Не удастся. Теперь не удастся.

— Почему?

— Никуда он не уйдет сейчас, когда у меня в руках денежки дяди Ричарда. Эти шлюхи были бы не прочь отбить его. Эта Соррел Дейнтон, например, буквально вцепилась в него мертвой хваткой. Он, безусловно, бабник, но на первом месте у него всегда театр. Теперь он может развернуться как следует, не только сам играть, но и ставить спектакли. Он, знаете, честолюбив и по-настоящему талантлив. Не то что я. Я обожаю сцену, но как актриса ничего не стою, если не считать, конечно, внешности. Нет, теперь, когда у меня есть деньги, Майкл меня ни за что не бросит.

Ее глаза спокойно встретили взгляд Пуаро. Он подумал: «Как странно, что обе племянницы Ричарда Эбернети глубоко полюбили мужчин, неспособных ответить на эту любовь. А ведь Розамунд настоящая красавица, да и Сьюзен по-женски привлекательна. Но если Сьюзен нужна любовь Грега и она изо всех сил цепляется хотя бы за иллюзию этой любви, то Розамунд ни в коей мере на этот счет не обманывается, но зато твердо знает, чего она хочет».

— Дело в том, — сказала Розамунд, — что я должна принять важное решение на будущее. Майкл еще ничего не знает. — На ее лице снова появилась улыбка, сделавшая ее похожей на прелестного лукавого бесенка. — Я проговорилась ему, что не ходила в тот день за покупками, а была в Риджент-парке. Так у него от ревности вся шерсть встала дыбом.

— Риджент-парк? — Пуаро, казалось, не понимал, в чем дело.

— Ну да. Я сначала была на Харли-стрит[273], где живут все эти врачи. Потом пошла в парк, просто походить и подумать. А Майкл, естественно, решил, что уж если меня туда понесло, так не иначе как на свидание с каким-нибудь мужиком. — Она улыбнулась ангельской улыбкой: — Ему это было как кость поперек горла.

— А почему бы вам было не пойти в Риджент-парк? Вы что, раньше никогда этого не делали?

— Вы хотите знать, ходила ли я в Риджент-парк просто на прогулку? Конечно нет, никогда. Да и зачем туда ходить?

— Вам незачем, — взглянув на нее повнимательнее, ответил Пуаро. Подумал и добавил: — Мне кажется, мадам, вы должны уступить зеленый малахитовый столик вашей кузине Сьюзен.

Розамунд посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

— С какой это стати? Он мне самой нужен.

— Знаю, знаю. Но вы сохраните при себе своего мужа, а бедная Сьюзен своего потеряет.