— О, прошу вас, мосье Понталье! — Мисс Джилкрист, казалось, была готова заплакать. — Не намекайте на это. Я не хочу этому верить.

— Чему именно?

— Не хочу верить, что это не был… то есть я имею в виду, что это был… — Совсем запутавшись, она беспомощно замолчала.

— Ага, — сказал Пуаро, внимательно глядя на нее. — Значит, вы все-таки верите?

— Нет, не верю!

— Верите, верите. Поэтому и боитесь… Вы ведь все еще боитесь, не правда ли?

— Нет, после того, как я приехала сюда. Так много людей. И такая уютная семейная обстановка.

— Мне кажется… простите мне мое любопытство, у меня есть стариковская слабость размышлять над тем, что меня заинтересовало. Так вот, мне кажется, в Стэнефилд-Грендже, в доме мистера Тимоти Эбернети, произошло какое-то конкретное незначительное событие, подстегнувшее, так сказать, ваши подсознательные опасения. Врачи сейчас признают большую роль подсознания. Скажем, какой-то пустяк, какое-то мелкое происшествие, какое-то постороннее обстоятельство могло послужить чем-то вроде катализатора, направившего ваши мысли по определенному пути.

Мисс Джилкрист с радостью ухватилась за эту подсказку.

— Полагаю, вы совершенно правы, — сказала она.

— Не припомните ли, что это могло быть?

На какое-то время мисс Джилкрист задумалась, потом вдруг сказала:

— Знаете, мосье Понталье, я думаю, это была монахиня.

Прежде чем Пуаро успел переварить это неожиданное сообщение, в комнату вошли Сьюзен с мужем и сразу после них Элен.

«Монахиня, — размышлял Пуаро. — Где же это я, черт побери, слышал что-то о монахине в связи с этим делом?»

И он решил как-нибудь незаметно навести вечером разговор на тему о монахинях.

Глава 19

Вся семья была любезна с мосье Понталье, представителем ЮНАРКО. Пуаро не уставал поздравлять себя с удачной мыслью прикрыться этой аббревиатурой. Все признали ЮНАРКО как нечто само собой разумеющееся и даже делали вид, что всё знают об этой организации. Ведь люди терпеть не могут признавать собственное невежество! Исключением была Розамунд, рассеянно вопросившая: «А что это? Я об этом никогда не слышала». К счастью, рядом в тот момент никого не было, и Пуаро пустился в такие объяснения, что всякий, кроме Розамунд, сгорел бы от стыда за то, что не знает о существовании столь всемирно известной организации. Розамунд же лишь равнодушно обронила: «А, опять эти беженцы. Как они мне надоели». Тем самым она выразила общее, но молчаливое мнение многих, которые слишком закоснели в своих привычках, чтобы высказываться так откровенно.

Итак, с присутствием мосье Понталье примирились, хотя и без восторга. Его сочли как бы предметом обстановки, привезенным из-за границы. Конечно, лучше бы Элен не приглашать его именно на эти выходные, но если уж он здесь… К тому же этот иностранец, по-видимому, не силен в английском и многого в разговоре просто не понимает, особенно если собеседников несколько и все говорят сразу. Он, похоже, интересовался только беженцами и условиями послевоенной жизни. Лексикон его ограничивался исключительно словами, связанными с этими темами. Легкая же непринужденная болтовня приводила его в полное замешательство.

Более или менее забытый всеми, Пуаро уютно устроился в кресле и, потягивая кофе, наблюдал за собравшимися. Наблюдал как кот, готовящийся к стремительному прыжку, наблюдает за стайкой воробьев, беззаботно перепархивающих с места на место. Кот еще не был готов к прыжку.

Походив сутки по дому и ознакомившись с его содержимым, наследники Ричарда Эбернети приготовились изложить свои желания и, если понадобится, зубами и когтями выдрать добычу.

Первые залпы прогремели из-за десертного сервиза споудовского фарфора[259]. С тарелок из этого сервиза семейство только что откушало десерт.

— Вряд ли мне осталось долго жить, — произнес Тимоти слабым меланхоличным голосом. — Детей у нас с Мод нет, так что не стоит обременять себя на остаток дней бесполезными пожитками. Но на память о далеких милых днях я хотел бы получить этот сервиз. Разумеется, он не моден, и вообще такие сервизы сейчас не в цене, но… Так вот, я вполне удовольствуюсь им и, пожалуй, булевским мебельным гарнитуром из белого будуара…

— Опоздали, дядя, — перебил его Джордж с веселой ухмылкой. — Сегодня утром я просил Элен оставить сервиз за мной.

Тимоти побагровел.

— Оставить за тобой? Что это ты имеешь в виду? Ничего еще не решено. И на кой дьявол тебе сервиз? Ты ведь не женат!

— Я коллекционирую споудовский фарфор, представьте себе, а это как раз превосходный образчик. Но у меня нет никаких возражений против гарнитура. Я его и даром бы не взял.

Тимоти махнул рукой, оборвав разговор о гарнитуре.

— Не нахальничай, молодой человек! Я постарше тебя, и, кроме того, я единственный оставшийся в живых брат Ричарда. Этот сервиз мой, понятно!

— Почему бы вам не взять сервиз из дрезденского фарфора[260], дядя? Тоже превосходная вещь и, безусловно, столь же дорогая вам по воспоминаниям. Как бы то ни было, споудовский сервиз мой. Первым пришел — первым получил, знаете ли.

— Ничего, ничего подобного, — брызгал слюной Тимоти.

Мод строго проговорила:

— Пожалуйста, не расстраивай дядю, Джордж. Ему это вредно. Разумеется, он получит споуд, если ему так хочется. Право первого выбора принадлежит ему, а вам всем придется подождать. В конце концов, он брат Ричарда, а ты всего-навсего племянник!

— И вот что я скажу тебе, молодой человек, — Тимоти кипел от возмущения, — будь все сделано как подобает, этот дом со всем, что в нем есть, был бы моим. Если бы не это смехотворное завещание… А теперь я могу предположить только постороннее влияние. Да, да, повторяю — постороннее влияние. — Тимоти глядел на племянника с откровенной злобой. — Смехотворное завещание, — пропыхтел он, — просто смехотворное!

Он откинулся назад, приложил руку к сердцу и простонал:

— Мне плохо… Нельзя ли… немного бренди?

Мисс Джилкрист выбежала из комнаты и тут же вернулась с небольшим стаканчиком этого благодетельного средства в руках.

— Вот, мистер Эбернети. Прошу вас, пожалуйста, не волнуйтесь так. Не лучше ли вам лечь в постель?

— Не будьте дурой, — рявкнул Тимоти, одним духом проглотив бренди. — Лечь в постель? Я намерен защищать свои интересы.

— Ты просто удивляешь меня, Джордж, — снова вмешалась Мод. — Твой дядя совершенно прав. Если он хочет получить споудовский сервиз…

— Тем более что это такое уродство, — вступила в разговор Сьюзен.

— А ты попридержи язык! — коротко распорядился Тимоти.

Худой молодой человек, сидевший рядом со Сьюзен, внезапно поднял голову. Голосом чуть более визгливым, чем обычно, он возразил:

— Не смейте так разговаривать с моей женой!

Сьюзен быстро произнесла:

— Все в порядке, Грег. Я не обиделась.

— Зато я обиделся.

Спокойно, как всегда, заговорила Элен:

— С твоей стороны, Джордж, будет очень мило, если ты уступишь дяде этот сервиз.

— Что значит «уступить»! — Брызгая слюной, Тимоти по-прежнему задыхался от возмущения.

Но Джордж отвесил Элен легкий поклон:

— Ваше желание — закон, тетя Элен. Я снимаю свою заявку.

— Действительно, Джордж, ведь сервиз тебе не нужен, — сказала Элен.

— Беда с вами, тетя Элен, в том, что вы слишком проницательны. Вы видите гораздо больше, чем должны были бы. Успокойтесь, дядюшка, чашки-плошки ваши. Я просто пошутил.

— Он пошутил, скажите на милость! — взорвалась Мод. — У дяди мог быть сердечный приступ!

— Полно, полно, — веселился Джордж. — Дядюшка, вероятно, переживет нас всех. Знаете, битая посуда…

Тимоти пронзил его яростным взглядом.

— Я не удивляюсь, — прорычал он, — что Ричард разочаровался в тебе.

— Что такое? — Все добродушие Джорджа словно рукой сняло.

— Ты ведь заявился сюда сразу после смерти Мортимера, надеясь, что Ричард сделает единственным наследником тебя, верно? Но мой бедный брат быстро тебя раскусил. Он знал, куда уплывут денежки, если попадут в твои руки. Удивляюсь, что он вообще тебе что-то оставил. Лошади, игра, Монте-Карло[261], иностранные казино, а может, и что-нибудь похуже! Ричард подозревал, что от тебя всего можно ожидать!

Крылья носа у Джорджа побелели, но он сказал довольно сдержанно:

— Поосторожнее в выражениях, дядя.

— Я плохо себя чувствовал, и не смог приехать на похороны, — медленно продолжал Тимоти, — но со слов Мод я знаю, что сказала Кора. Кора всегда была дурой, но если в ее словах что-то есть, я знаю, кого подозревать…

— Тимоти! — Мод встала, спокойная и несокрушимая, как скала. — У тебя был трудный вечер. Подумай о своем здоровье! Я не могу допустить, чтобы ты снова заболел. Ты сейчас же пойдешь со мной, примешь успокоительное и ляжешь в постель. Элен, мы возьмем споудовский сервиз и мебельный гарнитур. Надеюсь, возражений не будет?

Ее взгляд обежал собравшихся. Все молчали, и она решительным твердым шагом вышла из комнаты, поддерживая под локоть своего мужа и отстранив мисс Джилкрист, нерешительно топтавшуюся на пороге.

— Изумительная женщина! — прервал затянувшееся молчание Джордж. — Одно слово, изумительная! Я бы поостерегся мешать ее триумфальному шествию.

Мисс Джилкрист снова неловко села и пробормотала:

— Миссис Эбернети всегда так добра.

Ее слова упали в пустоту.

Майкл Шейн внезапно рассмеялся:

— Знаете, я просто наслаждаюсь всем этим. Это ведь ожившая сцена из «Наследства Войси»![262] Кстати, мы с Розамунд хотели бы получить малахитовый стол из гостиной.

— Ну уж нет! — воскликнула Сьюзен. — Его хочу взять я.