— Я собрал кое-какие сведения. Они в вашем распоряжении. Конечно, формально у меня нет права задавать этим людям вопросы. Да это было бы и неразумно.

— Я и сам не намерен спешить. Не хотелось бы спугнуть добычу преждевременно. Но уж когда наступит подходящий момент, шугануть ее надо будет хорошенько!

— Весьма здравое рассуждение. Итак, для вас, друг мой, обычная процедура с использованием всех имеющихся в вашем распоряжении каналов. Для меня же…

— Да, мосье Пуаро?

— Что касается меня, я отправляюсь на север. Ибо, как я уже сказал, меня прежде всего интересуют люди. Да, да, небольшой предварительный камуфляж, и я отбываю, Я намереваюсь, — добавил Эркюль Пуаро, — присмотреть в сельской местности дом для иностранных беженцев. Я представляю ЮННАРКО.

— А что такое ЮННАРКО?

— Организация при ООН по оказанию помощи беженцам. Звучит неплохо, как вы считаете?

Инспектор Мортон лишь широко улыбнулся в ответ.

Глава 14

Эркюль Пуаро вежливо поблагодарил Джанет, хмурую и неразговорчивую.

— Большое вам спасибо. Вы были очень добры.

Джанет с по-прежнему кислой миной на лице вышла из комнаты. Эти иностранцы с их нахальными вопросами! Говорят, этот тип — специалист по скрытым болезням сердца, вроде той, от которой скончался мистер Эбернети. Хозяин действительно умер так скоропостижно, и доктор был этим удивлен. Но какое до этого дело этому типу? Нечего ему здесь вынюхивать!

Легко миссис Лео говорить: «Пожалуйста, ответьте мосье Понталье на его вопросы. У него есть причина спрашивать». Вопросы! Вечные вопросы! Иногда на целых листах, а какое, собственно говоря, правительству или еще кому-нибудь дело до чьей-то личной жизни? Во время этой переписи у нее спрашивали, сколько ей лет. Так она им и скажет, как же! Она убавила себе пять. И что с того? Если женщина чувствует себя только на пятьдесят четыре, она и говорит, что ей пятьдесят четыре.

Правда, этот мосье Понталье не интересовался ее возрастом. Какая-никакая совесть у него, видно, есть. Расспрашивал только, какие лекарства принимал покойный хозяин да где они хранились, и все прочее в этом духе.

Еще спросил, не осталось ли в доме чего-нибудь из лекарств. Ну конечно же все это выкинули. Сердечная недостаточность, сказал он, и еще какое-то длинное слово. Доктора! Вечно они выдумывают что-то новое, а болезни-то все остаются прежними. Прострел, скажем, он и есть прострел, как ты его ни назови.

Тем временем самозваный врач, вздохнув, отправился вниз на поиски Лэнскомба. Из Джанет он выжал немного, да, впрочем, ни на что особенно и не рассчитывал. Он лишь хотел сравнить сведения, словно клещами вытянутые им из Джанет, с полученными от Элен Эбернети. Та, в свою очередь, получила их из того же источника с той лишь разницей, что Джанет разговаривала с ней гораздо охотнее, признавая полное право миссис Лео задавать любые вопросы.

Да, решил Пуаро, на информацию, добытую для него Элен, можно положиться. В сущности, он и полагался. Но в силу характера и укоренившейся привычки Пуаро никому не верил на слово.

Так или иначе, данных было не густо. Они сводились к тому, что Ричарду Эбернети были прописаны витамины в капсулах. Они хранились в большом флаконе, который к моменту смерти был почти пуст. Кто угодно мог, вооружившись шприцем, подмешать что-нибудь в одну или несколько капсул и расположить их во флаконе так, чтобы Эбернети проглотил отравленную, скажем, спустя лишь несколько недель после того, как злоумышленник покинет дом. Еще вариант: кто-нибудь вполне мог незаметно проскользнуть в дом за день до смерти его владельца, начинить смертоносным ядом одну из капсул или, что еще вероятнее, подменить безобидную таблетку снотворного в пузырьке, стоявшем на столике возле кровати. И наконец, вполне можно было просто подмешать яд в питье или еду.

Пуаро проделал несколько экспериментов. Парадную дверь держали на замке, но боковую, выходящую в сад, запирали только вечером. Примерно в четверть второго, когда садовники ушли на ленч, а прислуга обедала, он вошел в ворота усадьбы, проник через боковую дверь в дом, поднялся по лестнице и добрался до комнаты Ричарда Эбернети, не встретив ни души. Затем он спустился вниз и проскользнул в кладовку при кухне — до него доносились голоса, но его никто не заметил.

Итак, все эти варианты возможны. Но так ли обстояло дело в действительности? Пуаро не то чтобы искал улики, он лишь хотел проверить все версии. В конце концов, убийство Ричарда Эбернети было не больше чем гипотезой. Улики же необходимы, чтобы найти убийцу Коры Ланскене. Пуаро хотел изучить людей, собравшихся в тот день на похороны, и сделать свои выводы. Некий план уже сложился в его голове, но сначала он намеревался перекинуться несколькими словами со стариком Лэнскомбом.

Лэнскомб держался вежливо, но отчужденно. Менее обидчивый, чем Джанет, он, однако, считал, что появление иностранца не сулит ничего хорошего. Вот до чего докатились! Он отложил кусок замши, которой любовно полировал старинный серебряный чайник, и выпрямился.

— Чем могу служить, сэр?

Пуаро осторожно присел на табуретку.

— Миссис Эбернети говорила мне, что вы надеялись остаться жить в северной сторожке, когда закончите здесь службу.

— Да, сэр. Но сейчас, конечно, все изменилось. Когда имение будет продано…

— Все еще возможно, — ловко ввернул Пуаро. — Тут ведь есть коттеджи для садовников, а сторожка потребуется для гостей или для их сопровождающих. Думаю, все это можно как-нибудь устроить.

— Благодарю вас за доброту, сэр. Но я полагаю… большинство гостей будут иностранцы?

— Да, это будут иностранцы, из тех, что бежали из Европы в вашу страну. Некоторые из них люди старые и больные, их не ждет ничего хорошего в случае возвращения на родину, особенно тех, чьи родные погибли. Они не могут заработать себе на хлеб здесь, как это могут сделать люди здоровые и сильные. Организация, которую я представляю, через своих сотрудников в разных странах собрала и распределяет средства, необходимые для приобретения здесь крова для таких людей. Это имение кажется мне весьма подходящим. Вопрос практически уже решен.

Лэнскомб вздохнул.

— Я все понимаю, сэр. Но мне грустно думать, что дом больше не будет частным жилищем. Впрочем, сейчас это обычное дело. Никто из семьи не может себе позволить жить здесь. Да, по-моему, молодые леди и джентльмены и не захотят. Сейчас трудно найти прислугу, а та, что есть, обходится слишком дорого, да и проку от нее мало. Я понимаю, что все эти прекрасные дома отжили свое. — Лэнскомб снова вздохнул. — Наступают перемены. Я рад, что здесь будет то, о чем вы говорили. Мы тут были избавлены от многих напастей благодаря нашему флоту и авиации, а также благодаря нашим храбрым молодым людям. Наше счастье, что Англия — остров. Если бы Гитлер сунулся сюда, мы поднялись бы все как один и живо разделались бы с ним. Зрение у меня уже не то, что прежде, и я не могу стрелять, но, если бы понадобилось, я мог бы копать окопы. Мы всегда давали приют несчастным и бездомным, и, надеюсь, так будет и впредь.

— Благодарю вас, Лэнскомб, — мягко сказал Пуаро. — Смерть хозяина, должно быть, была для вас тяжелым ударом.

— Еще бы, сэр! Ведь я состоял при мистере Эбернети со времен его молодости. Мне повезло в жизни, сэр. Лучшего хозяина нельзя было и пожелать.

— Я беседовал с моим другом и, э… коллегой доктором Ларраби. Мы с ним подумали: может быть, у вашего хозяина перед смертью были какие-то особые неприятности или тревоги? Вы не помните, приезжал к нему кто-нибудь накануне дня его кончины?

— Да нет, сэр, не могу никого припомнить.

— И никто не заходил примерно в это время?

— За день до смерти хозяина к чаю был наш местный священник. Заходили несколько монахинь, собирали на что-то по подписке… Ах да, с черного хода приходил еще молодой человек, весьма настырный: все старался всучить Марджори, кухарке, какие-то новые щетки для мытья посуды. Больше никого не было.

На лице Лэнскомба появилось озабоченное выражение, и Пуаро не стал к нему больше приставать. Старый слуга уже высказался откровенно мистеру Энтуислу, с Пуаро он, несомненно, будет вести себя гораздо сдержаннее.

С Марджори же, напротив, Пуаро сразу же повезло. У нее не было ни одной из привычек, свойственных «старой, верной прислуге». Она была первоклассной кухаркой, и, похвалив со знанием дела ее стряпню, собеседник мгновенно нашел дорогу к ее сердцу и языку. Воспоминания Марджори были, правда, несколько специфическими:

— В тот день, когда умер хозяин, я как раз приготовила к ужину шоколадное суфле, приберегла для этого полдюжины яиц, благо молочник — мой приятель, а еще у меня было немного сливок, уж и не спрашивайте, как я их раздобыла.

Столь же детально были охарактеризованы другие блюда, подававшиеся в тот день. Остатки ужина прикончили на кухне. В общем, несмотря на всю словоохотливость Марджори, Пуаро не узнал от нее ничего ценного.

Покинув кухню, Пуаро закутался парой шарфов, дабы уберечься от холодного воздуха Северной Англии, и вышел в сад, где Элен Эбернети срезала поздние розы.

— Выяснили что-нибудь новое? — поинтересовалась она.

— Ничего. Но я ни на что и не рассчитывал.

— Знаю. С тех пор как мистер Энтуисл сообщил мне, что вы приедете, я сама пытаюсь докопаться хоть до чего-нибудь, но увы…

Она помолчала и затем спросила с надеждой в голосе:

— Может быть, на самом деле все это просто мираж?

— Убийство с применением топора — мираж?

— Я не думала о Коре.

— А я как раз думаю о ней. Для чего кому-то понадобилось убивать ее? Мистер Энтуисл сказал мне, что в ту самую минуту, когда Кора Ланскене произнесла свою несуразную фразу, вы и сами почувствовали что-то неладное. Это так?