— Нет, нет, что вы!

— Вы хотите разобрать вещи? После дознания, наверное?

— Пожалуй, я останусь на пару дней и разберусь со всем.

— Вы хотите сказать, что будете ночевать здесь?

— Да, а что, это почему-то неудобно?

— О, конечно нет, миссис Бэнкс. Я сменю белье на моей постели, а сама великолепно устроюсь здесь, на кушетке.

— Но ведь я вполне могу спать в комнате тети Коры.

— Вы… ничего не имеете против этого?

— Из-за того, что ее там убили? О нет, мисс Джилкрист, нервы у меня достаточно крепкие. Там ведь… все теперь в порядке?

Мисс Джилкрист поняла смысл вопроса.

— Разумеется, миссис Бэнкс. Все одеяла отправлены в чистку, и мы с миссис Пэнтер выскребли всю комнату. Но поднимитесь и взгляните сами.

Комната, где Кору Ланскене настигла смерть, была чистой, свежей и абсолютно лишенной какой бы то ни было зловещей атмосферы. Она отражала свойственное Коре отсутствие вкуса. Над камином висело писанное маслом изображение молодой полногрудой особы, намеревающейся войти в купальню. При взгляде на нее Сьюзен содрогнулась. Мисс Джилкрист пояснила:

— Это нарисовал супруг миссис Ланскене. Внизу много его картин.

— Какой ужас!

— Самой мне не очень нравится такой стиль, но миссис Ланскене весьма гордилась своим мужем и считала, что его творчество просто никто не понимал.

— А где картины самой тети Коры?

— В моей комнате. Хотите посмотреть?

Мисс Джилкрист с гордостью продемонстрировала свои богатства. Сьюзен сказала, что тетя Кора, по-видимому, обожала приморские деревушки.

— О да, она много лет прожила с мистером Ланскене в маленькой рыбацкой деревушке в Бретани[236]. Рыбачьи лодки так живописны, не правда ли?

— Несомненно, — пробормотала Сьюзен.

Все картины Коры вообще-то больше всего смахивали на цветные почтовые открытки своею верностью деталям и слишком яркими красками. Казалось, они просто срисованы с таких открыток. Но когда Сьюзен решилась высказать это соображение, мисс Джилкрист была шокирована.

— Миссис Ланскене всегда рисовала только с натуры. Однажды она даже получила солнечный удар, потому что не хотела упустить удачное освещение. Миссис Ланскене была настоящей художницей, — заключила мисс Джилкрист, взглянув на часы.

— Нам пора отправляться на дознание, — тут же заторопилась Сьюзен. — Это далеко? Подогнать машину?

— Всего пять минут ходьбы, — ответила мисс Джилкрист.

Они отправились пешком.

Мистер Энтуисл, приехавший поездом, встретил их и проводил в сельскую мэрию.

На дознание, по-видимому, собралось много посторонних. В самой процедуре, впрочем, не было ничего сенсационного. Показания об опознании личности убитой. Показания врача о характере ранений, повлекших за собой смерть. Его же мнение, что жертва в момент гибели была, очевидно, под воздействием какого-то наркотического, вероятнее всего снотворного, средства и оказалась застигнутой совершенно врасплох. Мисс Джилкрист рассказала, как и когда она обнаружила труп. Констебль и инспектор Мортон также дали свои показания. Коронер подвел итог. Вердикт был вынесен быстро и гласил: «Убийство, совершенное неизвестным лицом или лицами».

На том дело и кончилось. Мистер Энтуисл ловко провел дам мимо нескольких репортеров, щелкавших фотоаппаратами, в сельскую гостиницу с баром под названием «Королевский герб», где он предусмотрительно заказал ленч[237] в отдельную комнату. Предложив женщинам садиться, он выразил опасение, что ленч будет не очень хорош.

Но ленч оказался совсем не плох. Мисс Джилкрист, для приличия пару раз шмыгнув носом, с аппетитом откушала ирландского рагу и даже, по настоянию мистера Энтуисла, осушила рюмку хереса.

— Я и понятия не имел, — обратился юрист к Сьюзен, — что вы приедете сегодня. Мы могли бы отправиться вместе.

— Да я и не думала приезжать сюда так скоро. Но в последнюю минуту решила, что все-таки свинство, если не будет никого из семьи. Я позвонила Джорджу, но он страшно занят, у Розамунд репетиция, а дядя Тимоти вообще не в счет. Так что пришлось ехать мне.

— А ваш супруг?

— Грег не смог выкроить времени: ему надо все уладить со своей нудной аптекой.

Поймав удивленный взгляд мисс Джилкрист, Сьюзен объяснила:

— Мой муж работает в аптекарском магазине.

Наличие мужа, работающего в торговле, не очень вязалось с элегантным видом Сьюзен. Но компаньонка тем не менее смело заметила:

— О, совсем как Ките[238].

— Грег не поэт, — сказала Сьюзен. — У нас с ним грандиозные планы на будущее: кабинет красоты и при нем лаборатория для изготовления косметических средств по нашим собственным рецептам.

— Вот это гораздо приличнее, — сказала мисс Джилкрист. — Это напоминает Элизабет Арден, которая на самом деле была графиней. Или Елену Рубинштейн? Во всяком случае, аптека — это не какой-то обычный магазин, вроде магазина тканей или бакалейного.

— Ведь у вас у самой была чайная, не правда ли?

— Совершенно верно.

Лицо мисс Джилкрист просветлело. Ей раньше никогда не приходило в голову, что кто-то мог счесть ее незабвенную чайную чем-то имеющим отношение к обычной торговле. Для нее содержать чайную было воплощением респектабельности. Она начала рассказывать Сьюзен о своей «Ивушке».

Мистер Энтуисл, уже слышавший это раньше, задумался о другом, и только повторное обращение Сьюзен заставило его поспешно извиниться.

— Простите за невнимательность, моя дорогая. Я думаю о вашем дядюшке Тимоти. Дело в том, что я несколько встревожен.

— Из-за дяди? Вот уж на вашем месте я не стала бы беспокоиться. Он просто симулянт и…

— Может быть, вы и правы. Но сейчас дело не в нем, а в его жене. Миссис Тимоти поскользнулась на лестнице, упала и вывихнула ногу. Она слегла, а ваш дядя в жутком состоянии.

— Потому что теперь ему придется ухаживать за ней, а не наоборот? Ничего, это ему только на пользу.

— Возможно. Но проблема в том, будет ли вообще уход за вашей бедной тетей? Ведь в доме нет прислуги.

— Н-да, — согласилась Сьюзен, — обстановка для стариков неважнецкая. Они ведь живут в особняке, не так ли?

После ленча все они не без опаски вышли из «Королевского герба», но репортеры, судя по всему, испарились. Впрочем, двое поджидали Сьюзен у ворот коттеджа. По подсказке мистера Энтуисла она произнесла несколько необходимых, ничего не значащих фраз. Затем дамы вошли в дом, а мистер Энтуисл вернулся в гостиницу, где для него был оставлен номер. Похороны должны были состояться на следующий день.

— Моя машина все еще в карьере, — спохватилась Сьюзен. — Я пригоню ее в деревню позднее.

Мисс Джилкрист с легкой тревогой проговорила.

— Только не очень поздно. Вы ведь не выйдете, когда стемнеет, правда?

Сьюзен взглянула на нее и рассмеялась.

— Уж не думаете ли вы, что убийца еще болтается где-нибудь поблизости?

— Нет, нет, что вы… — Мисс Джилкрист казалась несколько смущенной.

«Держу пари, она думает именно это, — подумала Сьюзен. — Как забавно!»

Мисс Джилкрист предложила выпить чаю и исчезла в кухне, а молодая женщина вошла в гостиную. Довольно скоро раздался звонок в дверь. Сьюзен вышла в холл, и в ту же секунду на пороге кухни появилась мисс Джилкрист, вытирая о передник выпачканные в муке руки. Она нерешительно маячила позади Сьюзен, пока та направлялась к входной двери, и Сьюзен мысленно спросила себя, не полагает ли мисс Джилкрист, что снаружи ждет некто вооруженный топором. Неожиданный гость, однако, оказался пожилым джентльменом. Он вежливо приподнял шляпу и спросил, одаряя Сьюзен отеческой улыбкой:

— Миссис Бэнкс, не так ли?

— Да.

— Мое имя Гатри, Александр Гатри. Я старый друг миссис Ланскене. А вы, я полагаю, ее племянница, бывшая мисс Сьюзен Эбернети?

— Совершенно верно.

— Теперь, когда мы познакомились, не разрешите ли мне войти?

— Ну, разумеется.

Мистер Гатри тщательно вытер ноги о коврик, снял пальто и шляпу и проследовал за Сьюзен в гостиную.

— Это печальный случай, — заговорил посетитель вполне, однако, бодрым голосом. — Да, весьма печальный случай. Я как раз оказался в здешних местах и счел своим долгом побывать на дознании и, естественно, на похоронах. Бедная глупенькая Кора! Я, миссис Бэнкс, знал Кору с первых дней ее замужества. Весьма восторженная была особа, она дьявольски серьезно относилась к искусству, и даже к Пьеру Ланскене как к художнику, я имею в виду. В общем, он был ей не таким уж плохим мужем. Правда, погуливал, но Кора, к счастью, считала, что человек с артистическим темпераментом таким и должен быть. А во всем, что касается искусства, Кора ровно ничего не соображала, хотя, заметьте, в других отношениях проявляла много здравого смысла.

— По-видимому, это общее мнение, — сказала Сьюзен. — Я-то, по сути дела, ее почти не знала.

— Да, да, она ведь рассорилась с родственниками, потому что они не оценили ее обожаемого Пьера. Она никогда не была хорошенькой, но излучала какое-то обаяние. И была очень компанейской. Правда, бывало, не знаешь, что она скажет в следующий момент и действительно ли она наивна или просто валяет дурака. Вечный ребенок, вот кем мы ее считали.

Сьюзен предложила мистеру Гатри сигарету, но старый джентльмен протестующе покачал головой.

— Благодарю вас, я не курю. Вас, должно быть, удивляет мой визит. По правде говоря, совесть у меня не совсем спокойна. Несколько недель назад я обещал Коре навестить ее. Обычно я бывал у нее раз в год. В последнее время у нее появилось хобби — скупать картины на местных распродажах, и она хотела, чтобы я взглянул на некоторые из них. Я ведь по профессии художественный критик. Само собой, большинство Кориных приобретений оказывались жуткой мазней, но вообще-то это не столь уж бесперспективное дело. Картины сейчас идут почти даром. На этих сельских распродажах рамы иногда стоят больше, чем картины. Естественно, на каждой интересной распродаже присутствуют опытные перекупщики, так что на шедевры рассчитывать не приходится. Впрочем, иногда можно задешево приобрести что-нибудь довольно ценное. Недавно, например, маленькая картина Кейпа[239] была продана за несколько фунтов. История довольно интересная. Картина была подарена старой няньке, много лет прослужившей в семье владельцев. Никто и понятия не имел, что она представляет собой какую-то ценность. Нянька, в свою очередь, подарила ее племяннику фермера, которому понравилась изображенная на ней лошадь. Но все думали, что это всего-навсего кусок грязного холста. Да, такое иногда случается. Кора к тому же была уверена, что у нее нюх на картины. На самом деле она была совершеннейшим профаном. Помню, как она просила меня приехать и взглянуть на Рембрандта[240], которого она купила в прошлом году. Представляете, на Рембрандта! Оказалась копия — и при этом жалкая! Однажды ей действительно посчастливилось подцепить довольно приличную гравюру Бартолоцци[241], к сожалению несколько подпорченную сыростью. Я продал ее потом для Коры за тридцать фунтов, и, разумеется, она возликовала. Я получил от нее восторженное письмо насчет итальянского примитивиста, которого она отхватила на каком-то аукционе, и обещал заехать посмотреть.