Агата Кристи - Автобиография

Как раз в один из таких вечеров мы с Карло познакомились с двумя людьми, ставшими впоследствии нашими близкими друзьями: с доктором Лукасом и его сестрой миссис Мик. Она была намного старше своего брата, у нее было трих сына. Он специализировался в лечении туберкулеза, был женат на австралийке и держал санаторий на восточном побережье. То ли костный туберкулез, то ли полиомиелит искалечил в детстве его самого: об этом свидетельствовали небольшой горб на спине и крайняя субтильность фигуры; тем не менее он был прирожденным целителем и очень помогал своим пациентам. Однажды он сказал: «Мой компаньон, знаете ли, гораздо лучший врач, чем я, — гораздо более квалифицированный и знающий. Но он не дает больным того, что даю я. Когда я уезжаю, они сникают и сдаются. Я же вселяю в них веру».

Вся многочисленная родня считала его отцом семейства, патриархом, и мы с Карло тоже вскоре стали звать его «папой». Когда мы приехали, у меня было очень плохое, рыхлое горло. Он посмотрел меня и сказал:

— Вы чем-то очень расстроены, да? Чем? Неприятности с мужем?

Я подтвердила его догадку и рассказала о своих горестях. Он вдохнул в меня бодрость и придал сил, сказав:

— Если он вам нужен, он вернется. Дайте ему только время. Побольше времени. А когда вернется, не упрекайте.

Я ответила, что не верю в его возвращение: не такой он человек.

— Да, есть и такие, — ответил он, а потом, улыбнувшись, добавил: — Но большинство из нас возвращаются, поверьте мне. Я сам уходил из семьи и вернулся. Однако, в любом случае, как бы ни обернулась жизнь, примите ее такой, какова она есть, и живите дальше. Вы сильный и мужественный человек. У вас в жизни все получится.

Дорогой папочка. Я так ему обязана. Как он умел сострадать людским болезням и горестям! Когда пять или шесть лет спустя его не стало, я ощутила геречь утраты одного из самых дорогих друзей.

Больше всего на свете Розалинда боялась, что с ней заговорит горничная-испанка.

— Но что в этом страшного? — удивлялась я — Ответишь ей, вот и все.

— Я не могу — она же испанка. Она говорит: «Senorita», a потом произносит что-то совсем непонятное.

— Ну, не будь глупышкой, Розалинда.

— Ладно, можешь идти ужинать. Пока я в постели, могу побыть одна, потому что, если она придет, я закрою глаза и сделаю вид, что сплю.

Никогда не угадаешь, чего может испугаться ребенок и что ему может, напротив, понравиться. Когда мы садились на корабль, чтобы плыть обратно, штормило, и огромный, устрашающего вида матрос-испанец подхватил Розалинду на руки и вбежал с ней по сходням на борт! Я думала, она будет вопить от ужаса — ничего подобного! Она улыбалась ему самым очаровательным образом.

— Он ведь тоже иностранец, а тебе хоть бы что, — заметила я.

— Но он же не разговаривал со мной. И потом мне понравилось его лицо — такое милое уродливое лицо.

По пути из Лас-Пальмаса в Англию случилось лишь одно примечательное событие. По прибытии в порт де ла Крус, где нам предстояло сесть на «Юнион касл», обнаружилось, что мы забыли в отеле Синего мишку. Розалинда побледнела. «Я не поеду без мишки», — заявила она. Водителю автобуса, привезшему нас в порт, было обещано щедрое вознаграждение, хоть, скорее всего, этого и не требовалось. Конечно же он разыщет малышкину синюю «обезьянку» и, разумеется, примчит ее сюда, словно ветер. А моряки тем временем — он в этом не сомневался — задержат корабль, пока ребенок не получит свою любимую игрушку. Я не разделяла его уверенности. Я не сомневалась, что корабль отчалит, потому что это был английский корабль. Он следовал из Южной Африки. Если бы судно было испанским, оно, безусловно, задержалось бы на пару часов, если нужно. Тем не менее все кончилось хорошо. Когда был дан свисток к отплытию и провожающих попросили сойти на берег, в клубах пыли показался автобус. Из него выскочил водитель. Синего мишку Розалинде передали по трапу, и она прижала его к сердцу. Так счастливо окончилось наше пребывание на Канарах.

Дальнейшая моя жизнь была мне более или менее ясна, предстояло лишь принять последнее решение.

Мы с Арчи условились о встрече. Он выглядел больным и усталым. Поговорили о том о сем, об общих знакомых. Затем я спросила, каковы его намерения теперь, уверен ли он, что не может вернуться к нам с Розалиндой. Я еще раз напомнила ему, как она его любит, и рассказала, как она недоумевает, что его нет с нами.

Однажды с жестокой детской непосредственностью она мне сказала: «Я знаю, меня папа любит и со мной хотел бы жить. Это тебя он, наверное, не любит».

— Из этого ты можешь заключить, — добавила я, — как ты ей нужен. Ты уверен, что ничего не можешь с собой поделать?

— Да, боюсь, не могу, — ответил он. — Я хочу в жизни только одного. До безумия хочу быть счастливым. А это невозможно, если я не женюсь на Нэнси. Последние десять месяцев мы не виделись — ее родственники, в надежде, что все забудется, отправили ее в кругосветное путешествие, но это не помогло. Единственное, чего я хочу и что могу сделать, это жениться на ней.

Итак, все было решено. Я отдала распоряжения своим адвокатам, мосты были сожжены. Мне оставалось лишь решить, чем занять себя в ближайшее время. Розалинда — в интернате, Карло и Москитик будут навещать ее. До Рождества я свободна. И я вознамерилась отправиться за солнцем — в Вест-Индию, на Ямайку. Заказав билеты в агентстве Кука, я была готова к отплытию.

Но тут снова вмешался рок. За два дня до отъезда меня пригласили поужинать мои лондонские знакомые. Мы не были близкими друзьями, но я весьма симпатизировала этой супружеской паре. Среди приглашенных была еще одна молодая пара: морской офицер командор Хауи с женой. Я сидела за столом рядом с ним, и он рассказывал о Багдаде. Его корабль базировался в Персидском заливе, и он только что приехал оттуда. После ужина его жена присела рядом со мной. Все говорят, что Багдад — ужасный город, сказала она, а вот они с мужем очарованы им. Их рассказы все больше вдохновляли меня, но одно сомнение тревожило — туда ведь нужно плыть морем?

— Можете поехать поездом — на Восточном экспрессе.

— На Восточном экспрессе?!

Всю жизнь я мечтала проехаться в Восточном экспрессе. Часто, направляясь во Францию, Испанию или Италию, я видела Восточный экспресс в Кале. И мне всегда хотелось сесть в него. «Симплон — Милан — Белград — Стамбул…»

Я схватила наживку. Командор Хауи написал мне, что посмотреть в Багдаде. Не клюйте только на Альвию и мем-саиб. Обязательно поезжайте в Мосул, в Басру и конечно же в Ур.

— Ур?! — переспросила я, поскольку как раз прочла в «Иллюстрированных лондонских новостях» об удивительных находках Леонарда Вули в Уре. Меня всегда привлекала археология, хоть я ничего о ней и не знала.

На следующее утро я ринулась в агентство Кука, аннулировала билет в Вест-Индию и вместо этого сделала все необходимые распоряжения для поездки на Восточном экспрессе в Стамбул, из Стамбула — в Дамаск, из Дамаска — в Багдад через пустыню. Я была очень взволнована. Через четыре-пять дней я получу визы и все прочее — и буду в пути!

— Совсем одна? — с некоторым сомнением спросила Карло. — Одна на Ближний Восток? Разве вы не знаете, что это небезопасно?

— Ах, все будет в порядке, — ответила я. — В конце концов, каждому иногда бывает полезно что-то предпринять в одиночку.

Прежде мне не приходилось — да и охоты не было — но теперь я подумала: «Сейчас или никогда. Или я буду вечно привязана лишь к тому, что надежно и хорошо известно, или проявлю инициативу и стану более самостоятельной».

Вот так, спустя пять дней, я отправилась в Багдад. Конечно, завораживало само название. Думаю, у меня не было четкого представления о том, как должен выглядеть Багдад. Безусловно, я не ожидала увидеть город Гарун-аль-Рашида. Просто это было место, где я никогда не предполагала побывать, и для меня в нем таилось все очарование неизвестности.

Я путешествовала с Арчи вокруг света; я была на Канарах с Карло и Розалиндой; нынче я ехала совершенно одна. Вот теперь-то и станет ясно, что я за человек — не слишком ли зависима от других, чего всегда опасалась. Я могла дать волю своей страсти к путешествиям по новым местам — какие приглянутся. Я могла в любой момент изменить любое свое решение так же, как в один вечер променяла Вест-Индию на Багдад. Мне ни с кем, кроме себя, не нужно считаться. Посмотрим, как мне это понравится. Я ведь знала, что у меня характер, как у собаки: пока кто-нибудь не поведет, сама гулять не пойду. Может, такой мне и суждено навсегда остаться? Я надеялась, что это не так.

Я всегда очень любила поезда. Жаль, что сегодня уже никто не относится к паровозу как к другу.

Поездка в Дувр и утомительное морское плавание были позади, в Кале я села в wagon lit поезда моей мечты. И именно тогда меня настигла первая опасность, подстерегающая путешественника не так уж редко. Со мной в купе ехала женщина средних лет, хорошо одетая, видимо, бывалая путешественница, с огромным количеством чемоданов и шляпных коробок — да, в те времена еще путешествовали со шляпными коробками — и она тут же вступила со мной в беседу. Ничего удивительного: нам предстояло ехать вместе — в вагонах второго класса все купе были двухместными. В каком-то смысле второй класс был даже предпочтительней первого, поскольку здесь купе были намного просторнее, и это позволяло двигаться.

Куда я еду, спросила моя попутчица, в Италию? Нет, ответила я, дальше. Куда же? В Багдад. Ее это привело в восторг: она сама жила в Багдаде. Какое совпадение! Если я еду туда к друзьям, как она предполагала, то она наверняка их знает. Я сказала, что еду не к друзьям.

— А где же в таком случае вы собираетесь жить? Не остановитесь же вы в отеле!

Почему бы нет, удивилась я. Для чего-то ведь существуют отели? Последнее замечание я, впрочем, оставила при себе.