— У убитого сломан указательный палец. Согнут под сорок пять градусов к большому. Никогда не видел ничего подобного.

— Случайность.

— Скорее странность. Есть еще странности. Когда я осматривал его в первый раз, во внутреннем кармане лежал конверт, который мне не удалось вытащить.

— Но ты смог это сделать сейчас, когда расстегнул молнию.

— Нет. Его там не оказалось.

— И/или поработали, ты думаешь?

— Похоже на то.

— Чрезвычайно странно.


Джим Брэди пришел к аналогичным выводам. Доложив о результатах своего расследования, Демотт и Маккензи отдыхали теперь вместе с Брэди в комнате, отведенной тому на ночь.

— Почему вы не рассказали об этом Блэку и Финлэйсону? Это ведь неоспоримые факты: странным образом сломанный палец и пропажа конверта? — спросил Брэди.

— Какие там неоспоримые факты? Ничего, кроме моих слов. Я не имею представления, что могло быть в том конверте и хотя утверждаю, что сломанный палец результат насилия, но я не остеолог.

— Но не вредно было бы упомянуть об этом, правда?

— Броновский и Хьюстон там тоже были.

— Ты вообще никому не доверяешь, Джордж, да? — сказал Брэди восхищенно, а не осуждающе.

— Как вы никогда не забываете напомнить окружающим, сэр, вы сами меня натаскивали.

— Ну ладно, будет тебе, — сказал Брэди довольно. — Давайте их сюда. Я буду наблюдать с олимпийских высот, пока вы будете набрасываться на них с вопросами и крепкими напитками.

Демотт позвонил по телефону и уже через минуту Броновский и Хьюстон постучали в дверь комнаты, вошли и заняли предложенные места.

— Спасибо, что сразу пришли, джентльмены. — Брэди излучал добродушие. — Очень длинный день, я знаю, вы, должно быть, чертовски устали. Но мы чувствуем себя здесь детьми, заблудившимися в лесу. Нам не просто не хватает необходимой информации, мы ее начисто лишены, вы же владеете оной в полном объеме и можете нас ею снабдить. Но я забылся, джентльмены. Предлагаю прединквизиционное подкрепление.

— Мистер Брэди имеет в виду выпивку, — сказал Маккензи.

— Именно. Как вы относитесь к виски, джентльмены?

— Только не на дежурстве. Вам же известны правила кампании, сэр, и известно, как строго к ним относится мистер Финлэйсон.

— Строго? Да я сам несгибаем в интерпретации моих собственных правил. — Брэди взмахнул рукой с поистине олимпийской величавостью. — Вы не на дежурстве. Не на обычном дежурстве, во всяком случае. Джордж, будь добр, наполни стаканы. Мистер Демотт будет задавать вопросы, не сомневаюсь, наперегонки с мистером Маккензи. Вам, джентльмены, если вы будете так добры, предстоит заполнить пробелы в наших знаниях.

Он взял стакан из рук Демотта, попробовал, поставил на стол, удобно устроился в кресле и сцепил руки под подбородком. — Я буду слушать и оценивать. — Ни у кого не осталось сомнений, кому принадлежит главная роль. — Ваше здоровье, джентльмены.

Броновский поднял свой стакан, который принял без видимых колебаний.

— За смятение в рядах наших врагов.

— Прямо в точку. Пока что смятение в наших рядах, не у противника, — сказал Демотт. — Взрыв на четвертой станции — только разведка, впереди кровавая битва. Они, враги, знают, где нанесут следующий удар, а у нас нет ни малейшего представления об этом. Но у вас-то, в силу самой вашей работы, должно быть понимание, какие объекты между Прудхо-Бейем и Вальдезом являются наиболее уязвимыми для саботажа. Поставьте себя на место саботажников. Где бы вы ударили в следующий раз?

— Господи Иисусе! — Броновский глотнул виски из стакана. — Вы спрашиваете о точке на дистанции в 800 миль, где каждая миля представляет собой неподвижную цель.

— Босс прав, — сказал Тим Хьюстон. — Если мы сидим здесь и пьем ваше виски, делая вид, что помогаем, на самом деле, мы злоупотребляем вашим гостеприимством. Ничем ни мы, ни кто-либо другой не сможет помочь. Армейская дивизия Соединенных Штатов в полной боевой готовности была бы не более полезна, чем толпа девчонок-скаутов. Задача невыполнимая: трубопровод невозможно защитить.

— Видишь, Джордж, мы здесь действуем на более высоком уровне, чем у парней с нефтяных песков Атабаски. Там они говорили, что не хватило бы батальона, для охраны их предприятия, а здесь и дивизии мало. — Маккензи обратился к Броновскому. — Поставьте себя на место саботажников. Какие объекты вы бы исключили из рассмотрения для следующей атаки?

— Ну я бы не наносил ударов по насосным станциям, предполагая, что пока не найдены виновные, станции будут под усиленной охраной. Возможно, я бы подумывал только о десятой станции, находящейся на перевале Изабель Аляскинского хребта, и о двенадцатой станции на перевале Томсона в горах Чага. Все насосные станции жизненно необходимы, но десятая, двенадцатая и эта, четвертая, наиболее важные. — Он немного подумал — Или, возможно, я бы решил, что вы будете чертовски уверены, что я не ударю в том же месте снова, и не станете особо о нем беспокоиться…

— Хватит, пожалуй, предположений, а то мы всю ночь просидим, — сказал Демотт, тронув Броновского за плечо. Продолжим с теми опасностями, что имеют низкий приоритет.

— Я бы не трогал два главных центра управления в Прудхо-Бейе. К ним просто подобраться, и это приостановило бы добычу нефти из скважин, но ненадолго. Не является секретом, что существует план обхода центров в случае аварии. Ремонт не потребует слишком много времени. В любом случае, система безопасности будет теперь усилена настолько, что игра не стоит свеч. Поэтому можно быть уверенными, что попыток саботажа в местах перекачки нефти до ее входа в трубопровод, не будет. Аналогично с теми этапами, которые следуют за Вальдезом, где нефть покидает трубопровод. Максимальный эффект имело бы разрушение центра управления потоком нефти, где располагается регулятор нефтепровода, управляющий и контролирующий поток нефти на всем пути от Прудхо-Бейя до Вальдеза, а также и регулятор терминала, находящийся в том же помещении, контролирующий практически все, что движется на территории самого терминала. Они оба, в свою очередь, связаны с тем, что называется магистральной вычислительной системой надзора. Стоит полететь одной из этих трех систем, и вы в большой беде. Но они и сейчас под надежной охраной, а с этого дня стали вообще неуязвимы. Так что замахиваться на них тоже не резон.

— А как обстоит дело с хранилищами? — спросил Демотт.

— Скажем так, если одно или два из них будут атакованы и повреждены, — невозможно напасть сразу на все, — герметичные резервуары поглотят разлив нефти. Пожар, естественно, большая неприятность, но об огне позаботится снежное покрывало: это здесь снег за зиму едва припорошит землю, а там его выпадает больше трехсот дюймов. Да и к тому же, хранилища просто охранять, проще, чем любой другой объект на всем протяжении трубопровода. Разве что бомбить их с воздуха, но вряд ли случится нечто подобное.

— А терминалы для танкеров?

— Опять же, их просто охранять. Трудно поверить, что вы наймете взвод водолазов — взрывников. Даже если и так, существенных повреждений они не могут нанести, очень скоро все будет отремонтировано.

— Ну а сами танкеры?

— Утопите их хоть дюжину, на следующий день появится тринадцатый. Нельзя прекратить поток нефти, уничтожая танкеры.

— Теснины Вальдеза?

— Блокировать? — Демотт утвердительно кивнул, но Броновский отрицательно покачал головой. — Те теснины не такие тесные, какими кажутся на карте. Минимальная ширина канала — три тысячи футов — между Мидл Рок и восточным берегом. Нужно затопить чертовски много судов, чтобы заблокировать проход.

— Мы перечислили маловероятные цели. С чем мы остались?

— 800 миль трубопровода — вот с чем, — сказал Броновский, сменив положение.

— Определяющим фактором является температура воздуха, — сказал Хьюстон. — Ни один серьезный саботажник не замахнется ни на что, кроме самого трубопровода. В это время года любое нападение должно происходить на открытом воздухе.

— Почему?

— Сейчас только начало февраля, фактически это середина зимы. Температура воздуха колеблется вокруг отметки -30. Здесь -30 является критической температурой. Если трубопровод будет поврежден при температуре, скажем, — 35, он останется поврежденным. Восстановление, практически невозможно. Человек может работать, хотя и гораздо хуже своей нормы, но, к сожалению, металл, которым пытаются залатать, инструмент, которым это делают, не может. При экстремальных температурах в металле происходят глубокие молекулярные изменения, и он непригоден для работы. При подходящих, вернее неподходящих, условиях гайка разрушает металлический болт, будто он стеклянный.

— Вы хотите сказать, все, что нужно, это молоток и несколько воротов на трубопроводе?

— Не совсем. — Хьюстон был терпелив. — Благодаря тому, что нефть внутри горячая, а наружная изоляция нефтепровода очень хорошая, сталь трубопровода всегда теплая и остается вязкой. Ремонтный инструмент становится хрупким.

— Но, конечно, можно соорудить укрытие из брезента или парусины и поднять внутри температуру до рабочих условий с помощью горячих воздуходувок, как это сделал Паулсон на четвертой станции.

— Правильно. Поэтому, я бы не трогал сам трубопровод. Я бы направил удар на опорную конструкцию, поддерживающую трубопровод, которая уже совершенно промерзла на открытом воздухе и потребуются дни, и даже недели, чтобы довести ее температуру до рабочего состояния.

— Опорная конструкция?

— Ну конечно. Территория между Прудхо и Вальдезом очень гористая, иссечена бесчисленными руслами рек, которые нужно или переходить вброд, или строить переправу. На пути трубопровода более шестисот рек и ручьев. Шестисотфутовый подвесной мост через реку Тазлина очень привлекателен в качестве цели. И даже еще более привлекательна аналогичная подвесная конструкция через реку Танана, длина которой 1200 футов. Но даже нет необходимости выбирать такие грандиозные конструкции. Лично я бы не стал. — Он взглянул на Броновского. — Ты согласен?