Его сердце сильно забилось; он посмотрел на мисс Гуильт, когда она опустилась на стул и приложила к глазам носовой платок. Мидуинтер с минуту колебался, а потом схватил с пола свой дорожный мешок и поспешно ушёл, не оглянувшись на мисс Гуильт, не бросив на неё даже прощального взгляда.

Она встала, когда за ним затворилась дверь.

Как только мисс Гуильт осталась одна, с нею тотчас произошла разительная перемена. Румянец с щёк пропал, блеск исчез из глаз, лицо страшно побледнело — оно выражало безмолвное отчаяние.

— Это ещё подлее, чем то, за что я взялась сначала, — сказала она. — Подло обманывать его…

Несколько минут она металась по комнате взад и вперёд, затем уныло остановилась пред зеркалом, висевшим над камином.

— Ты странное существо! — прошептала мисс Гуильт, облокотясь на камин и томно рассматривая собственное своё отражение в зеркале. — Осталась ли у тебя совесть и не пробудил ли её этот человек?

Её лицо, отражённое в зеркале, медленно менялось. Румянец вновь выступил на её щеках, восхитительно заблестели глаза. Губы томно раздвинулись, и от прерывистого дыхания начала запотевать поверхность стекла. После минутного раздумья она отступила от зеркала, вздрогнув от ужаса.

— Что я делаю? — спросила она себя с удивлением. — Разве я с ума сошла, что думаю о нём таким образом?

Она саркастически захохотала и с шумом открыла свою письменную шкатулку, стоявшую на столе.

— Давно пора поговорить с матушкой Иезавелью, — сказала мисс Гуильт и села писать к миссис Ольдершо.

«Я встретилась с Мидуинтером, — писала она, — при самых счастливых обстоятельствах и извлекла из этой встречи большую выгоду. Он только что ушёл от меня к своему другу, мистеру Армадэлю, и завтра случится одно из двух. Если они не поссорятся, двери Торп-Эмброза опять откроются для меня по ходатайству Мидуинтера. Если они поссорятся, я буду несчастной причиной этой ссоры и проберусь в Торп-Эмброз сама из чисто христианского желания помирить их».

Она заколебалась над следующей фразой, написала несколько слов, вычеркнула их, а потом вдруг разорвала письмо на клочки, а перо швырнула на другой конец стола. Быстро повернувшись, бросила взгляд на стул, на котором только что сидел Мидуинтер; нога её тревожно притоптывала по полу, а носовой платок она засунула в рот, как кляп, сжав его зубами.

«Как ты ни молод, — думала мисс Гуильт, обращаясь мысленно к тому, кто только что сидел на этом, теперь пустом стуле, в твоей жизни было что-то необыкновенное, и я должна это узнать. И узнаю!»

Часы в доме пробили полночь, и этот звук отвлёк её от тревожных дум. Мисс Гуильт вздохнула и, вернувшись к зеркалу, не спеша стала расстёгивать платье, лениво сняла пуговицы с шемизетки[3] и положила их на камин. Беззаботно посмотрела она на отражавшиеся в зеркале красивые грудь и шею, расплела волосы и откинула их на плечи.

«Что если бы он увидел меня теперь?» — подумала она.

Мисс Гуильт обернулась к столу и со вздохом погасила одну свечу, а другую взяла в руку.

— Мидуинтер! — сказала она, проходя в свою спальню. — Я не верю в это имя прежде всего.

Прошло более часа, прежде чем Мидуинтер дошёл до большого дома.

Два раза, хотя этот путь был ему известен, сбивался он с дороги. События этого вечера: свидание с мисс Гуильт после двухнедельных дум о ней, необыкновенная перемена, случившаяся в её положении после того, как он видел её в последний раз, странные отношения к ней Аллэна — все соединилось, чтобы привести его мысли в страшное смятение. Темнота облачного неба увеличила его замешательство. Даже знакомые торп-эмброзские ворота показались ему незнакомыми. Он сам не понимал, как добрался до этого места.

Фасад дома был тёмен и уже заперт на ночь. Мидуинтер прошёл к задней стороне здания. Звук мужских голосов, по мере того как он приближался, все чётче долетал до его слуха. Он скоро различил знакомые голоса двух лакеев и понял, что предмет разговора составлял их господин.

— Я готов прозакладывать вам полкроны, что его через неделю выгонят отсюда, — сказал первый лакей.

— Идёт! — отвечал второй. — Его не так легко выгнать, как вы думаете.

— Нет! — возразил первый. — Его закидают грязью, если он останется здесь. Опять вам говорю: ему мало ещё той каши, которую он заварил. Я знаю точно, что он велел подсматривать за гувернанткой.

При этих словах Мидуинтер машинально остановился, прежде чем повернуть за угол дома. Первое сомнение в успехе его посредничества обдало его холодом. Действие, производимое публичной оглаской, происходит с силой, противоположной обыкновенным законам механики. Отголосок его сильнее, чем самый звук. К первому звуку мы можем оставаться глухи, но отголосок поражает неудержимо. Пока Мидуинтер шёл, его единственным желанием было найти Аллэна неспящим и поговорить с ним немедленно. Но теперь его единственною надеждой было выиграть время, чтобы побороться с новыми сомнениями и заставить замолчать тяжёлые предчувствия; он хотел более всего услышать теперь, что Аллэн уже лёг спать. Мидуинтер завернул за угол дома и появился перед слугами, курившими трубки в заднем саду. Как только удивление прошло и позволило им заговорить, они предложили разбудить своего господина. Аллэн уже перестал ждать друга в этот вечер и лёг спать полчаса назад.

— Барин приказал тотчас доложить ему, как только вы вернётесь.

— А я непременно прошу, — возразил Мидуинтер, — чтобы вы не беспокоили его.

Слуги с удивлением переглянулись, когда Мидуинтер взял предложенную ему свечу и вошёл в дом.

Глава VIII

ОНА СТАНОВИТСЯ МЕЖДУ НИМИ

Определённого распорядка, регламентирующего жизнь господ и слуг в Торп-Эмброзе, не было. Непостоянный в своих привычках, Аллэн не имел определённого времени (с единственным исключением обеденного) для отдыха и дел ни днём ни ночью. Он уходил спать рано или поздно и вставал рано или поздно, когда хотел. Слугам было запрещено будить его, и миссис Грипер привыкла приготовлять завтрак, как могла, с того времени, как огонь в очаге на кухне был только что разведён, до того времени, когда часы показывали полдень.

В девять часов утра после своего возвращения Мидуинтер постучался в дверь Аллэна и, войдя в комнату, нашёл её пустой. Расспросив слуг, Мидуинтер узнал, что Аллэн встал в это утро раньше, чем проснулся его камердинер, и что горячая вода для бриться была принесена одной из служанок, которая ещё не знала о возвращении Мидуинтера. Никому не довелось видеть господина ни на лестнице, ни в передней; никто не слышал, чтобы он звонил в колокольчик, чтобы ему подали завтрак — словом, никто ничего не знал о нём, кроме того, что было очевидно для всех — что его не было в доме.

Мидуинтер вышел на парадное крыльцо. Он встал наверху лестницы, соображая, по какому направлению отправиться ему отыскивать своего друга. Неожиданное отсутствие Аллэна ещё более увеличило тревогу в его душе. Он был в таком расположении духа, когда безделицы раздражают человека и фантазии могут воспламенять или приводить в уныние воображение.

Небо было облачное, ветер дул порывами с юга; для человека, разбирающегося в погоде, было очевидно, что пойдёт дождь. Пока Мидуинтер раздумывал, мимо него по дорожке прошёл один из конюхов. Когда Мидуинтер расспросил его, оказалось, что он лучше слуг знал, куда отправился его барин. Он более часу назад видел, как Аллэн прошёл мимо конюшен и с букетом в руке вышел в парк нижней дорогой.

С букетом в руке? Этот букет угнетал душу Мидуинтера. Это он почувствовал, когда обходил дом кругом, в надежде встретить Аллэна, «Что значит этот букет?» — спросил он себя с непонятным чувством раздражения и сердито пнул ногою камень, попавшийся ему на дороге.

Букет же свидетельствовал о том, что Аллэн, по обыкновению последовал своему внутреннему порыву. Единственное приятное впечатление, оставшееся в его душе после встречи с Педгифтом-старшим, было связано с рассказом стряпчего о его разговоре с Нили в парке. Беспокойство о том, чтобы Аллэн не составил о ней ошибочного мнения, так серьёзно выраженное дочерью майора, представило её в глазах Аллэна единственным человеком среди соседей, который имел о нём доброе мнение. Болезненно чувствительный к своему одиночеству, теперь, когда не было Мидуинтера, единственного собеседника в пустом доме, он жаждал в своём уединении доброго слова и дружеского взгляда. Он начал думать все с большим и большим сожалением о весёлом хорошеньком личике, так приятно соединявшемся с его первыми счастливыми днями в Торп-Эмброзе. Испытывать такое чувство означало для характера Аллэна действовать, порой опрометчиво, не думая о том, к чему это приведёт. Вчера утром он вышел с букетом цветов, в надежде увидеть Нили, не имея ясного представления о том, что ей скажет, если встретится с ней. Не найдя её на месте обычных прогулок, Аллэн решил на следующее утро сделать вторую попытку встретиться с Нили с новым букетом. Все ещё не зная о возвращении своего друга, Аллэн отошёл довольно далеко от дома, продолжая поиски в той стороне парка, в которой он ещё не был.

Пройдя несколько ярдов дальше за конюшни и не найдя никаких следов Аллэна, Мидуинтер вернулся в дом и стал ждать возвращения своего друга, медленно расхаживая взад и вперёд по маленькому садику с задней стороны дома.

Время от времени он рассеянно взглядывал на окна комнаты, когда-то бывшей комнатой миссис Армадэль и которую теперь (по его настоянию) постоянно занимал её сын, — комнату со статуэткой на пьедестале и с французским окном, напоминавшую ему второе видение во сне. Тень мужчины, стоящую напротив у длинного окна, которую видел Аллэн, вид на луг и цветник, дождь, бивший в стекла, падение статуэтки, разлетевшейся вдребезги на полу — эти предметы и события в видении, когда-то так живо встававшие в воспоминаниях, теперь все были вытеснены из его памяти последними событиями и оставили в ней лишь тусклый свет. Мидуинтер теперь мог проходить мимо этой комнаты совершенно спокойно, ни разу не подумав о лодке, сорвавшейся с привязи при лунном сиянии, и о ночи, проведённой на разбившемся корабле!