— Я уверена, что это дурно, мистер Армадэль, — сказала она и быстро отвернулась, потому что невольно улыбнулась.

— Я сделал это в извинение за.., то, что я так долго держал вашу руку, — пролепетал Аллэн. — Извинение не может быть дурно или может?

Бывают случаи (хотя немного), когда женский ум оценивает обращение к силе чистого рассудка. Это был один из таких случаев. Отвлеченное предложение было сделано в извинение. Она соглашалась, что это составляло разницу.

— Я только надеюсь, — сказала маленькая кокетка, лукаво смотря на Аллэна, — что вы не ошибочно представляете мне это. Хотя теперь это ничего не значит, — прибавила она серьезно, качая головой. — Если мы и сделали несколько не совсем приличных поступков, мистер Армадэль, вряд ли мы будем иметь случай делать их еще.

— Неужели вы уезжаете! — с испугом воскликнул Аллэн.

— Хуже, мистер Армадэль. Моя новая гувернантка едет.

— Едет? — повторил Аллэн. — Уже едет?

— Почти едет, следовало мне сказать. Мы получили ответы на объявление сегодня утром. Папа и я распечатывали их и читали, и оба выбрали одно письмо из всех. Я выбрала его, потому что оно было написано так мило, а папа выбрал его, потому что требования были так умеренны. Он пошлет это письмо к бабушке в Лондон с сегодняшней почтой, и если она останется довольна расспросами, то гувернантка будет нанята. Вы не знаете, как ужасно я беспокоюсь: незнакомая гувернантка так страшна, но все-таки это лучше, чем поступить в школу, а я имею большие надежды на эту даму, потому что она написала такое письмо! Я говорила папа, что это уже почти примиряет меня с ее ужасным, неромантическим именем.

— Как ее зовут? — спросил Аллэн. — Браун? Гребб? Скраггс? Что-нибудь в этом роде?

— Нет, нет, не так отвратительно. Ее зовут Гуильт. Ужасно поэтично, не правда ли? Должно быть, та особа, на рекомендацию которой она ссылается, порядочная дама, потому что она живет в одной части Лондона с бабушкой… Постойте, мистер Армадэль, мы не туда идем. Нет, я не могу смотреть на ваши хорошенькие цветы сегодня. Очень вам благодарна, но я не могу принять вашу руку, я уже слишком долго здесь оставалась. Папа ждет завтрак, и я должна бегом бежать назад. Благодарю вас за ваше снисхождение к мама, благодарю вас еще и еще. Прощайте.

— Вы не хотите пожать руку? — спросил Аллэн.

Она подала ему руку.

— Пожалуйста, без извинений, мистер Армадэль, — сказала она лукаво.

Опять глаза их встретились, и опять полненькая, кругленькая ручка была поднесена к губам Аллэна.

— На этот раз это не извинение! — вскричал Аллэн, поспешно защищаясь. — Это знак уважения.

Она отступила на несколько шагов и засмеялась.

— Уж вы не найдете меня опять в вашем саду, мистер Армадэль, — сказала она весело, — пока со мной не будет мисс Гуильт.

С этими словами прощания она подобрала платье и опрометью побежала из зверинца.

Аллэн смотрел ей вслед с безмолвным восторгом, пока она не скрылась из виду. Его второе свидание с мисс Мильрой произвело на него необыкновенное действие. Первый раз с тех пор, как он сделался владельцем Торп-Эмброза, погрузился он в серьезное соображение о том, какие обязанности налагало на него его новое положение в жизни.

— Вопрос состоит в том, — рассуждал Аллэн, — не лучше ли мне помириться с моими соседями, сделавшись женатым человеком? Я буду думать об этом целый день и, если мысли мои не переменятся, посоветуюсь с Мидуинтером завтра утром.

Когда настало утро и Аллэн сошел в столовую, решившись посоветоваться со своим другом относительно обязанностей к его соседям вообще и к мисс Мильрой в особенности, Мидуинтера тут не было. При расспросах оказалось, что его видели в передней, что он взял письмо, полученное с утренней почтой, и сейчас пошел в свою комнату. Аллэн немедленно поднялся опять на лестницу и постучал в дверь своего друга.

— Могу я войти? — спросил он.

— Не теперь, — было ответом.

— Вы получили письмо? — настаивал Аллэн. — какое-нибудь дурное известие? Случилось что-нибудь неприятное?

— Ничего. Я не совсем здоров сегодня. Не ждите меня завтракать, я приду так скоро, как только смогу.

Ничего более не было сказано ни тем, ни другим. Аллэн воротился в столовую несколько раздосадованный. Он решился начать совещание с Мидуинтером, и вот это совещание отложено на неопределенное время.

«Какой он странный! — думал Аллэн. — Что он может там делать, запершись один?»

Мидуинтер не делал ничего. Он сидел у окна с письмом, полученным в это утро. Почерк был мистера Брока, который писал следующее:


"Любезный Мидуинтер!

Я буквально имею только две минуты до отхода почты сказать вам, что я сейчас встретил в Кенсингтонском саду женщину, которую мы оба знаем под именем женщины в красной шали. Я пошел за нею и за ее спутницей (пожилой дамой почтенной наружности) до ее квартиры и ясно слышал имя Аллэна, произносимое ими. Положитесь на меня, я не потеряю из виду этой женщины, пока не удостоверюсь, что она не замышляет каких-нибудь бед в Торп-Эмброзе, и ожидайте получить от меня известие, как только я узнаю, чем кончится это странное открытие.

Истинно вам преданный Дециму с Брок".


Прочитав это письмо во второй раз, Мидуинтер сложил его и спрятал в свой бумажник, рядом с рассказом о сновидении Аллэна.

— Ваше открытие не кончится вами, мистер Брок, — сказал он. — Делайте что хотите с этой женщиной, а когда наступит время, эта женщина будет здесь.

Он посмотрел в зеркало, увидел, что настолько успокоился, что может встретиться с Аллэном, и пошел вниз занять свое место за завтраком.

Глава V. МАТУШКА ОЛЬДЕРШО НАСТОРОЖЕ

1. "От миссис Ольдершо (улица Диана, Тимлико) к мисс Гуильт (Вест Плейс, Олд Бромптон)


Дамский косметический кабинет

20 июля.

8 часов вечера


Любезная Лидия. Уже прошло, как мне помнится, около трех часов с тех пор, как я бесцеремонно втолкнула вас в мой дом в Вест Плейсе и, успев только сказать, чтобы вы подождали меня, закрыла дверь и оставила вас одну. Зная вашу чувствительную натуру, моя милая, я боюсь, что, прождав столько времени, вы уже решили, что мое обращение с вами, как с гостьей, беспримерно грубо.

А между тем, поверьте мне, я задержалась с объяснением своего странного поведения не по своей вине. Случилось затруднение деликатного свойства, одно из многих, случающихся в таких конфиденциальных делах, как мои. Это произошло в Кенсингтонском саду, где мы с вами прогуливались, чтобы подышать свежим воздухом. Я никак не смогу вернуться к вам еще несколько часов, но мне надо срочно предупредить вас. Пользуюсь свободной минутой и вот пишу вам.

Предупреждение первое. Ни в коем случае не выходите из дому в этот вечер. Днем тоже будьте очень осторожны и не выглядывайте из окон со стороны фасада. У меня есть причина опасаться, что некая очаровательная персона, гостящая сейчас у меня, то есть вы, моя милая, можете оказаться под наблюдением. Не волнуйтесь особенно и не проявляйте излишнее нетерпение. Вы узнаете почему.

Я могу объяснить все, только вернувшись к тому моменту, когда мы несчастливо встретились в саду с «милым» джентльменом, который был настолько «любезен», что «проводил» нас до самого дома.

Мы были уже у самой двери в мой дом, когда мне вдруг пришла в голову мысль, что пастор, следуя за нами до дому, был побуждаем к этому мотивом, объясняющимся не его изысканным вкусом, а причинами, которые намного опаснее для нас обеих. Короче, Лидия, я очень сомневаюсь, что мы имеем здесь дело с вашим новым воздыхателем, и, наоборот, сильно подозреваю, что мы вместо этого встретили в его лице нового врага. У меня не было времени сказать вам об этом. Времени хватило только для того, чтобы благополучно водворить вас в дом, не упустить пастора и попытаться проверить мои опасения, поступив по отношению к пастору так же, как он поступил. Я имею в виду, что я в свою очередь последовала за ним.

Сначала я держалась за ним на некотором расстоянии, проворачивая все в голове, сомневаясь, не обманываюсь ли я в своих подозрениях. Мы, моя милая, ничего не скрываем друг от друга, и вы поймете, в чем были мои сомнения.

Я не удивилась, что вы как будто узнали его. Он — не случайный человек, и вы видели его дважды в Сомерсетшире. Один раз, когда вы спросили, как пройти к дому миссис Армадэль, и второй раз, когда вы возвращались к железнодорожной станции. Но я была несколько озадачена тем, что и он вас узнал. Ведь ваша вуаль была опущена в те два раза в Сомерсетшире, а также, когда мы были в саду. Я сомневаюсь, что он запомнил вашу фигуру в летнем одеянии: ведь он видел ее только в зимнем платье. И несмотря на то, что мы разговаривали, когда он встретился (а ваш голос — одно из ваших очаровывающих достоинств), я сомневаюсь также, что он вспомнил вас по голосу. Тем не менее я была убеждена, что он узнал вас. «Как же это?» — спросите вы. Моя милая, к несчастью в тот момент мы говорили об Армадэле. Я твердо уверена, что это имя было тем словом в нашем разговоре, которое поразило его. А уж потом, когда он это услышал, ваш голос, наверное, и ваша фигура, вероятно, пришли к нему на память. Вы можете спросить: «Ну и что, если так?» Подумайте, Лидия, и скажите, разве не мог пастор в том месте, где жила миссис Армадэль, быть другом миссис Армадэль? А если он был ее другом, то первое лицо, к которому она могла обратиться за советом после того, как вы ее напугали, и после всего того, что вы неосторожно наговорили там по отношению к ее сыну, мог быть прежде всего священник тамошнего пастората.

Вы теперь поймете, почему я таким нецивилизованным образом оставила вас, и я могу теперь рассказывать о том, что произошло далее.