— Нет еще! — прошептал он сам себе, устремив глаза в пустое пространство. — Я увижу его на корме, держащегося рукой за замок каюты.

На корме не было сора, наваленного в других частях корабля. Тут единственным предметом, видневшимся на гладкой поверхности палубы, была низкая деревянная постройка, в которой была сделана дверь в каюту и которая закрывала каютную лестницу. Руль и нактоуз были сняты, но вход в каюту и все, что к нему принадлежало, оставили нетронутым. Люк остался, и дверь была заперта.

Аллэн подошел прямо к корме и посмотрел на море через гакаборт: никакой лодки не виднелось на спокойной, освещенной луной воде. Зная, что зрение Мидуинтера лучше, чем его, он позвал:

— Подите сюда и посмотрите, не виднеется ли какого-нибудь рыбака, который услышал бы наш крик.

Не слыша ответа, он оглянулся. Мидуинтер дошел за ним до каюты и остановился. Он позвал опять, громче, и нетерпеливо поманил его рукой. Мидуинтер услышал зов, поднял глаза, но не тронулся со своего места. Он стоял там, как будто дошел до борта корабля и не мог идти дальше.

Аллэн вернулся к нему. Нелегко было узнать, на что он смотрел, потому что Мидуинтер отвернулся от лунного света, но вот свет попал на лицо, и стало ясно, что глаза его были устремлены со странным вопросительным выражением на дверь каюты.

— На что тут смотреть? — спросил Аллэн. — Проверим, заперта ли она.

Он сделал шаг вперед, чтобы отворить ее, но рука Мидуинтера вдруг схватила его за воротник и принудила вернуться. Через минуту рука, не выпуская воротника, ослабла, как рука человека, теряющего силы.

— Я должен считать себя арестованным? — спросил Аллэн с изумленной улыбкой. — Почему, позвольте спросить, не спускаете вы глаз с двери каюты? Разве вы слышите подозрительный шум внизу? Не к чему пугать крыс — если вы об этом думаете, — с нами нет собак, а живых людей здесь не может быть, потому что они услыхали бы нас и вышли бы уже на палубу. Мертвые? Это совершенно невозможно! Как же экипаж мог бы утонуть в районе, окруженном землей, если бы корабль не потонул вместе с ними, а этот корабль стоит себе твердо и сам говорит за себя. Как ваша рука дрожит! Что так пугает вас в этой сгнившей старой каюте? Отчего вы так дрожите? Нет ли здесь чего сверхъестественного? Уж не видите ли вы призрак?

— Я вижу два! — отвечал Мидуинтер, подчинившись безумному искушению открыть истину. — Два! — повторил он, и дыхание его вырвалось глубоко и тяжело, когда он тщетно старался удержать страшные слова. — Призрак человека, похожего на вас, утопающего в каюте и призрак человека, похожего на меня, запирающего за ним дверь!

Опять веселый смех молодого Армадэля громко и продолжительно раздался в тишине ночной.

— Он запирает дверь каюты, — сказал Аллэн, как только смех позволил ему говорить. — Это чертовски некрасивый поступок, мистер Мидуинтер, со стороны вашего призрака. После этого мне ничего более не остается, как выпустить мой призрак из каюты!

Превосходя в силе друга, он освободился от Мидуинтера.

— Вниз! — весело позвал он, положив сильную ладонь на ветхий замок и отворив настежь дверь каюты. — Призрак Аллэна Армадэля, выходи на палубу!

В страшном неведении истины он сунул голову в каюту и, смеясь, посмотрел на то самое место, где умер его убитый отец.

— Фу! — воскликнул он, вдруг отступив назад с явным отвращением. — Здесь воздух совсем испортился, и каюта полна воды.

Это была правда. Подводные скалы, о которые разбился корабль, пробили в днище доски, и вода прошла сквозь щели в нем. Здесь, где преступление было совершено, роковая параллель между прошлым и настоящим была очевидна. Какова была каюта при отцах, такова была она теперь при сыновьях.

Аллэн опять затворил дверь ногой, немало удивляясь внезапному молчанию своего друга с той минуты, когда он взялся за замок каютной двери. Когда он обернулся посмотреть, причина молчания немедленно обнаружилась. Мидуинтер упал на палубу и лежал без чувств перед дверью каюты. Лицо его, бледное и неподвижное, при лунном сиянии походило на лицо мертвеца.

В одну минуту Аллэн был возле него. Тщетно, положив голову Мидуинтера на свои колени, смотрел он вокруг корабля, ища какой-нибудь помощи.

— Что я буду делать? — сказал он сам себе в первом порыве испуга. — Ни капли воды поблизости, кроме испорченной воды в каюте.

Внезапное воспоминание промелькнуло в голове, румянец вспыхнул на его лице. Он вынул из кармана оплетенную бутыль.

— Спасибо доктору за то, что он дал мне это перед нашим отъездом! — сказал юноша с жаром, наливая в рот Мидуинтера несколько капель виски из бутылки.

Это возбуждающее средство немедленно подействовало на чувствительную, нервную систему лежавшего в обмороке человека. Он слабо вздохнул и медленно раскрыл глаза.

— Не во сне ли привиделось мне? — спросил он, смутно смотря на лицо Аллэна.

Глаза его широко раскрылись, и взгляд устремился на изломанные мачты корабля, тянущиеся в черное небо. Он задрожал при виде их и спрятал лицо в колени Аллэна.

— Не сон! — прошептал он сам себе печально. О Боже мой! Это не сон!

— Вы слишком утомились за целый день, — сказал Аллэн, — и это проклятое наше приключение расстроило вас. Выпейте еще виски: это непременно принесет вам пользу. Вы можете сидеть один, если я прислоню вас к борту?

— Зачем один? Зачем вы хотите оставить меня? — спросил Мидуинтер.

Аллэн указал на еще стоявшие ванты.

— Вы не так здоровы, чтобы оставаться здесь до тех пор, пока работники придут утром, — сказал он. — Мы должны попасть на берег сейчас, если можно. Я взберусь, на ванты и хорошенько осмотрю все кругом: нет ли где дома, в котором услышали бы наш крик.

Даже в ту минуту, которая прошла, пока говорились эти слова, глаза Мидуинтера недоверчиво обратились на дверь каюты.

— Не подходите к ней! — шепнул он. — Не старайтесь отворить, ради Бога!

— Нет, нет, — отвечал Аллэн, потакая этой причуде. — Когда я спущусь с вантов, я прямо приду сюда.

Он сказал эти слова несколько принужденно, приметив в первый раз расстройство на лице Мидуинтера, которое огорчило и привело его в недоумение.

— Вы не сердитесь на меня? — сказал он с присущей ему добродушной простотой. — Я знаю, что то моя вина. Я скот и дурак, что смеялся над вами, когда мне следовало видеть, что вы больны. Мне очень жаль, Мидуинтер! Не сердитесь на меня!

Мидуинтер медленно поднял голову. Взгляд его с печальным участием долго и нежно остановился на встревоженном лице Аллэна.

— Сержусь ли я? — повторил он тихим и кротким голосом. — Сержусь ли я на вас? О, мой бедный Аллэн!

Разве вы заслуживаете порицания за то, что вы были добры ко мне, когда я лежал больной в старой гостинице? А я разве заслуживаю порицание за то, что я чувствовал вашу доброту с признательностью? Разве мы виноваты, что никогда не сомневались друг в друге и не знали, что мы слепо идем вместе по пути, который должен был привести нас сюда?

Наступает жестокое время, Аллэн, когда мы будем оплакивать тот день, в который мы встретились. Пожмите мою руку, брат, на краю пропасти. Пожмите мне руку, пока мы еще братья.

Аллэн быстро обернулся, убежденный, что рассудок Мидуинтера еще не оправился после обморока.

— Не забывайте виски! — сказал он весело, прыгнув на такелаж и взбираясь на бизань-мачту.

Был третий час, луна пропадала, и темнота, наступавшая перед рассветом, начинала собираться вокруг корабля. Позади Аллэна, смотревшего с высокой бизань-мачты, расстилалось широкое и пустынное море. Перед ним виднелись низкие, черные, торчащие скалы и неровные волны канала, плавно вливавшиеся в безбрежный океан. С правой руки величественно поднимались из воды скалы и возвышенности с травянистыми площадками; между ними покатые равнины и вересковые пустыни острова Мэн. С левой руки поднимались утесы и кручи острова Каф, то перерезанные глубокими черными ущельями, то закрытые длинными плоскогорьями, покрытыми травой и вереском. Ни с одного берега не слышалось ни малейшего звука, нигде не виднелось огней. Черные линии мачт корабля слабо вырисовывались в таинственной темноте. Ветер, дувший с земли, спал. Небольшие береговые волны разбивались без шума. Ни далеко, ни близко не слышно ничего, кроме печального журчания воды, текущей в тишине, в которой земля и океан ждали наступающего дня.

Даже беззаботная натура Аллэна почувствовала торжественное приближение этого часа. Звук собственного голоса испугал его, когда он посмотрел вниз и закричал своему другу:

— Я вижу один дом, направо.

Он опять посмотрел, чтобы удостовериться, на маленькое белое пятно, приютившееся в травянистой впадине.

— Это, кажется, каменный дом с забором, — продолжал он. — Я закричу на всякий случай.

Он обвил рукой веревку, приложил обе руки ко рту и вдруг опустил их, не решившись закричать.

«Как страшно тихо! — сказал он про себя. — Я боюсь кричать».

Он опять посмотрел на палубу.

— Я не испугаю вас, Мидуинтер? — спросил он с тревожным смехом.

Он опять посмотрел на слабый белый предмет в травянистой впадине.

«Незачем было приходить сюда по-пустому», — подумал он и опять приложил обе руки ко рту.

На этот раз он закричал изо всех сил:

— Эй, вы, там на берегу! Эй-эй!

Последние звуки его голоса затихли, но ему не отвечало ничто, кроме журчания воды.

Он посмотрел на своего друга и увидел темную фигуру Мидуинтера, ходившего взад и вперед по палубе, все не терявшего из виду каюту и не проходившего дальше каюты, когда он возвращался к корме.

«Он с нетерпением хочет уехать, — думал Аллэн, — я опять попытаюсь».

Он опять крикнул и, наученный опытом, поднял свой голос до самого пронзительного тона. На этот раз ему отвечало не одно журчание; мычание испуганных коров поднялось из строения в зеленистой впадине и уныло раздалось в тишине утреннего воздуха. Аллэн ждал и прислушивался. Если это строение ферма, крики скота разбудят людей. Если это только хлевы — ничего более не будет. Мычание испуганных коров поднималось и затихало. Прошло несколько, но не случилось ничего.