Самый важный урок этого сражения состоит в том, что в одних обстоятельствах на современной войне потери огромны, а в других — незначительны. Здесь из общих потерь примерно в тысячу человек около семисот пострадали в течение пяти минут, а весь день артиллерийского, пулемётного и ружейного огня добавил только три сотни. Точно так же произошло при Ледисмите, где британские силы (колонна Уайта) находились под интенсивным огнём с 5.30 до 11.30, и снова потери составили около трехсот человек. При умелом руководстве потери в сражениях в будущем будут значительно меньше, чем в прошлом, в результате сами сражения будут продолжаться дольше, и побеждать будет, скорее, самый стойкий, а не самый боевой. Исключительную важность приобретёт снабжение бойцов продовольствием и водой, чтобы поддерживать их во время длительных испытаний на выносливость, которые будут продолжаться, скорее всего, недели, а не дни. С другой стороны, если генерал будет подвергать свои силы большому риску, он получит такое наказание, что быстрое отступление станет единственным способом избежать полного уничтожения.

Что же касается боевого порядка в полковой колонне, оказавшегося для нас столь роковым, следует помнить, что любой другой порядок наступления вряд ли возможен во время ночной атаки, хотя в Тель-эль-Кебире особые обстоятельства марша по открытой пустыне позволяли войскам последние два-три километра двигаться в более разомкнутом строю. Линию батальонных колонн по двое в высшей степени сложно поддерживать в темноте, в то время как любое нарушение порядка может закончиться плачевно. Определяя расположение траншей неприятеля, ошиблись всего на несколько сотен метров. Если бы полки развернулись на пять минут раньше, возможно (хотя, естественно, не обязательно), позицию удалось бы взять.

Сражение явило и примеры воинской доблести, которые облегчают страдание и укрепляют наши надежды на будущее. Гвардейцы отходили с поля боя, как на параде, хотя над их шеренгами проносились снаряды буров. Великолепное самообладание проявила также батарея «G» конной артиллерии на следующее после сражения утро. Считалось, что объявлено прекращение огня, однако корабельное орудие на нашем левом фланге, не зная об этом, дало залп. Буры немедленно начали обстреливать конную артиллерию, которая, признавая нашу ошибку, никак не отвечала и стояла в боевом порядке, каждая лошадь и каждый артиллерист на своём месте, не обращая внимания на огонь, который некоторое время спустя ослабел и прекратился, когда неприятель наконец понял, в чем дело. Следует отметить и то, что в этом сражении три участвовавших полевых батареи, а также батарея «G» Королевской конной артиллерии, каждая выпустила более 1000 снарядов и в течение 30 часов находилась в 1500 метрах от бурской позиции.

Однако из всех заслуживающих славы частей самую большую доблесть проявили отважные хирурги и санитары, которые сталкиваются со всеми опасностями войны. В продолжение всего дня под постоянным огнём эти люди трудились и трудились среди раненых. Бивор, Энзор, Дуглас, Пробин — все с одинаковой преданностью делали своё дело. Это почти невероятно, однако уже к десяти часам утра на следующий день после сражения, ещё до того, как войска возвратились в лагерь, не менее пятисот раненых уже находились в поезде и следовали в Кейптаун.


Глава X.

Сражение при Стормберге

Итак, мы постарались в общих чертах описать последовательность событий, завершившихся блокадой Ледисмита в северном Натале, а также рассказать о том, что происходило в западной части театра военных действий с войсками, которые пытались наступать с целью освобождения Кимберли. Чтобы нагляднее обрисовать расстояние между двумя этими армиями, европейскому читателю скажем, что оно примерно равно расстоянию между Парижем и Франктфуртом, американцу же предложим представить, что Ледисмит — это Бостон, а Метуэн стремится прорвать осаду Филадельфии. Безводные пустыни и неприступные горные хребты разделяли эти два места действия. У британской стороны не могло быть связи между двумя направлениями, а вот буры имели даже два варианта сухопутного маршрута (каждый чуть больше ста шестьдесяти километров), по которому Кронье и Жубер могли бы поддержать друг друга — железная дорога Блумфонтейн-Йоханнесбург-Лаингс-Нек и прямая линия из Харрисмита в Ледисмит. Контроль над внутренними железнодорожными путями предоставил бы бурам огромное преимущество, позволив им неожиданно перебрасывать значительные силы с одного фланга на другой.

В следующей главе будет рассказано, как большая часть прибывшего из Англии армейского корпуса была направлена в Наталь, чтобы, во-первых, предотвратить захват колонии и, во-вторых, освободить осаждённый гарнизон. Пока же необходимо рассмотреть боевые действия на огромном пространстве между нашими восточной и западной армиями.

После объявления войны положение британцев в северной части Капской колонии несколько недель оставалось исключительно рискованным. Громадные запасы, накопленные в Де-Аре, оставались незащищёнными в случае налёта из Оранжевой Республики; бюргеры, имея кавалерийского командира с решительностью Стюарта или Шеридана, могли нанести нам удар стоимостью в миллион фунтов стерлингов и разрушить весь план кампании. Однако они упустили шанс, и когда, 1 ноября, бюргеры, в конце концов, не торопясь, пересекли границу, уже подошло британское пополнение, и были приняты меры к усилению охраны важнейших пунктов. Целью британского руководства до начала общего наступления являлось следующее: удержать мост через реку Оранжевая (он открывал дорогу на Кимберли), прикрыть железнодорожный узел Де-Ар (где находились склады), любой ценой защитить железную дорогу Кейптаун-Кимберли и сохранить как можно большую часть двух других железнодорожных веток, ведущих в Оранжевую Республику (одна — через Колесберг, другая — через Стормберг). Два вторгшихся на территорию колонии отряда неприятеля двигались вдоль этих двух железных дорог, одна из которых пересекала реку Оранжевая в Норвальс-Понте, другая — в Бетули. Наступая, они завербовали в свои ряды много граждан Капской колонии голландского происхождения. Малочисленные британские части отступали перед ними, оставив Колесберг на одной ветке и Стормберг — на другой. Мы, следовательно, должны рассмотреть действия двух британских отрядов. Один из них, действовавший на Колесбергской линии (наиболее важной из двух, поскольку быстрое наступление буров по этому направлению угрожало потерей связи Кейптаун-Кимберли), практически полностью состоял из конных частей и находился под командованием того самого генерала Френча, который выиграл сражение в Эландслаагте. С прозорливостью, столь редкой для британской стороны на первых этапах этой войны, Френча, показавшего себя высококвалифицированным кавалерийским командиром в недавних крупных манёврах на равнине Солсбери, отправили из Ледисмита самым последнем поездом, которому удалось оттуда вырваться. Его операции с поучительным использованием кавалерии и конной артиллерии будут рассмотрены отдельно.

На пути буров, наступавших через Стормберг, стоял второй британский отряд. Им командовал генерал Гатакр, человек, прославившийся бесстрашием и неутомимой энергией, хотя его критиковали, особенно во время кампании в Судане, за то, что он без необходимости подвергал своих солдат чрезмерным нагрузкам. Они, с грубым солдатским юмором, называли его генерал «Спинолом». Вид его длинной костлявой фигуры, худого лица Дон-Кихота и решительного подбородка свидетельствовал о личной силе, однако вряд ли мог убедить в том, что генерал обладает теми интеллектуальными способностями, что дают право на высшее командование. В бою при Атбаре он, бригадный генерал, первым добрался до колючего ограждения неприятеля и разодрал его собственными руками — геройский поступок для солдата, однако для генерала ситуация сомнительная. Этот эпизод проявляет как сильные, так и слабые стороны этого человека.

Генерал Гатакр номинально командовал дивизией, но у него так беспощадно отняли людей (некоторых отправили Буллеру в Наталь, некоторых к Метуэну), что он едва смог собрать бригаду. Отходя перед наступающими бурами, он в начале декабря оказался в Стеркстрооме, а буры заняли очень мощную позицию в Стормберге, примерно в пятидесяти километрах к северу от него. Имея неприятеля так близко, характер Гатакра требовал атаки, и, как только он решил, что достаточно силён, он так и поступил. Нет сомнений, что он располагал секретной информацией об опасном влиянии, которое буры начали оказывать на голландских подданных колонии, возможно также, что Буллер и Метуэн, наступая на востоке и западе, побуждали Гатакра сделать нечто, чтобы удержать неприятеля в центре. Ночью 9 декабря он пошёл в наступление.

Сам факт его намерения атаковать и даже час выступления, как представляется, стал в лагере всеобщим достоянием уже за несколько дней до марша. Корреспондент «Таймс» под датой 7 декабря подробно излагает все, что предполагалось сделать. Это хорошо говорит о наших генералах как о людях, но плохо как о солдатах — в течение всей кампании они проявляли исключительную неспособность к дезинформации. Невольно вспоминаешь, как Наполеон ударил по Египту: он дал понять за границей, что истинной целью его экспедиции является Ирландия, а одному-двум приближённым на ухо шепнул, что на самом деле идёт на Геную. Главное должностное лицо в Тулоне имело не больше представления, куда отправились флот и армия Франции, чем самый мелкий служащий. Конечно, несправедливо ожидать хитрости корсиканца от прямого англичанина, однако удивительно и прискорбно, что в стране, полной шпионов, каждый может заранее узнавать о дате «внезапного нападения».

Отряд генерала Гатакра состоял из 2-го Нортумберлендского фузилерского полка (960 человек с одним «максимом»), 2-го Ирландского пехотного полка (840 человек с одним «максимом»), 250 конных пехотинцев и двух батарей полевой артиллерии, 74-й и 77-й. Общая численность отряда не достигала и 3000 человек. Около трех часов дня солдат под палящим солнцем посадили на открытые железнодорожные платформы и по какой-то причине, от чего импульсивный генерал, должно быть, пришёл в ярость, заставили ждать три часа. В восемь часов они выгрузились в Молтено и затем, после короткого отдыха и ужина, выступили в ночной марш, который планировалось завершить на рассвете у бурских траншей. Кажется, будто заново описываешь события у Магерсфонтейна, и далее сходство только увеличивается.