— Что же будет со мной?

— Не думайте об этом, — тихо ответил Феннер. — Все устроится. Люди быстро все забывают. Через неделю о вас уже никто не вспомнит. А еще через неделю вы и сами обо всем забудете. Вы такая молодая, и у вас все впереди… — Он говорил, потому что надо было что-то говорить, хотя сам не верил в сказанное и видел, что она также не верит ему.

— Вы сказали, что он мертв, но это неправда, — она задрожала. — Теперь он живет во мне. — У нее вырвался жест отчаяния. — Я не знаю, что решит отец. Сначала мне казалось, что это невозможно, то, что со мной произошло, но теперь знаю, что все это правда. Но что будет со мной?

Лоб Феннера покрылся испариной. Такого он не предвидел, и создавшаяся ситуация испугала его.

— А что, если я вызову сюда вашего отца? — спросил он со смущенным видом. — Вы никуда не будете выходить одна. Позвольте мне позвонить?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Он не сможет ничего для меня сделать. Он будет потрясен, вот и все. Я сама найду выход из создавшегося положения, но самое неприятное, что я сама не была подготовлена к этому. Я никогда не умела постоять за себя. До этого происшествия вся моя жизнь была сплошным удовольствием. У меня никогда не было огорчений или горя. И вот судьба показала, на что я способна. Не знаю, как мне теперь выбраться из этой ситуации. Я будто в западне. Мне стыдно за себя, но у меня нет никакого характера, никакой воли. Существуют люди, которые многое могут перенести, потому что они верят в Бога. Я же никогда и ни во что не верила, разве что в то, что все можно купить. — Она в отчаянии сжала кулаки и подняла голову. Ее странная улыбка потрясла Феннера.

— Может быть, мне поговорить с врачом? Он может дать мне кое-что, после чего я смогу смотреть на вещи просто… — Она отвела глаза и продолжала, как бы про себя: — Вот видите, какая я подлая, мне все время нужно опираться на других. У меня недостает храбрости самой найти выход из создавшегося положения. Это происходит потому, что меня учили всегда рассчитывать на других, но это моя ошибка, и я никого не виню. Виновата только я.

— Я позову врача, — быстро сказал Феннер. — Не будьте так жестоки к себе. После того, что с вами произошло, неудивительно, что вам нужна поддержка. Все устроится, самое главное — это выдержать первые несколько дней, а потом все пройдет.

Улыбка мисс Блендиш превратилась в гримасу.

— Поторопитесь, пожалуйста, — вежливо попросила она. — Мне нужно… Он знает, что мне нужно. Вы же знаете, что все то время мне кололи наркотики.

— Я позову его, — пообещал Феннер, быстро подходя к двери. Он оставил ее широко распахнутой и подозвал одного из полицейских:

— Эй вы! Быстро! Вызовите врача!

И вдруг дверь за ним захлопнулась и ключ повернулся в замке. Опомнившись, Дэйв бешено забарабанил в дверь. Мисс Блендиш не отвечала. Подбежали полицейские.

— Ломайте! — закричал Феннер. — Ломайте дверь!

Когда под напором трех тел дверь распахнулась, Феннер услышал жалкий крик, слабый и далекий. На улице внизу зашумели. Машины резко тормозили, визжа шинами. Растерявшийся Феннер остановился на пороге номера, в котором никого не было.

Джеймс Хедли Чейз

Алмазы Эсмальди

Глава 1

Эту историю мне рассказал Эл Барни, разбухший от пива бездельник, который постоянно околачивался возле портовых таверн Парадиз-Сити, высматривая, кого выставить на пиво. Говорят, когда-то он был лучшим аквалангистом на побережье. В сезон здесь полно богатых туристов, и он зарабатывал уйму денег, обучая их плавать с аквалангом, гарпуня акул и трахая их жен.

Эл был огромен. Он весил фунтов триста пятьдесят, и, когда садился, его пивное брюхо опускалось к нему на колени, словно воздушный шар. На вид я бы дал ему около шестидесяти трех. За долгие годы, проведенные на солнце, его лицо загорело до красно-коричневого цвета. У него была яйцевидная плешивая голова, маленькие неприветливые зеленые глазки, рот, сразу напоминавший мне хищную рыбину, и расплющенный в пол-лица нос. По его словам, это было результатом удара, полученного от чересчур вспыльчивого супруга, который накрыл его со своей женой.

Мой последний роман имел неожиданный успех, и я получил возможность, не считаясь с расходами, уехать на побережье Флориды из холодного Нью-Йорка в Парадиз-Сити. Я знал, что вполне могу позволить себе провести там целый месяц, прежде чем нужно будет возвращаться и опять браться за работу. Поселился я в отеле «Спэниш Бэй», самом, пожалуй, лучшем отеле из всех флоридских отелей. Он рассчитан всего на пятьдесят гостей и обеспечивает удобства, целиком оправдывающие счет, вручаемый при отъезде.

Директор отеля Жан Дюлак, высокий, красивый мужчина с безукоризненными манерами и тонким шармом, присущим французам, читал мою книгу. Она необычайно понравилась ему, и вот однажды вечером, когда я сидел на ярко освещенной террасе после великолепного, как всегда в этом отеле, обеда, Дюлак подошел ко мне. Тогда-то я и услышал от него про Эла Барни. Улыбаясь, он сказал:

— Вот вам совершенно необычайный местный тип. Он знает всех, знает все об этом городе. Вам было бы интересно с ним поговорить. Если вы ищете материал, у него наверняка что-нибудь найдется.

После того, как я слишком часто купался, слишком много ел, лениво валялся на солнце и заигрывал с красивыми, но безмозглыми девушками, мне вспомнился совет Дюлака. Рано или поздно придется садиться за следующую книгу, а у меня не было ни одной собственной мысли. Поэтому я отправился в «Таверну Нептуна», расположившуюся у самой воды, подернутой маслянистой пленкой. Рядом был причал, где швартовались ловцы губок. Там я и нашел Эла Барни.

Он сидел на тумбе с банкой пива в руках и угрюмо наблюдал за приходом и отходом судов. Представившись, я сказал, что меня прислал Дюлак.

— Мистер Дюлак? Угу… настоящий джентльмен. Рад познакомиться. — Он протянул здоровенную грязную лапищу, жесткую и неподатливую, как стальной трос. — Так вы писатель?

Я подтвердил. Он допил пиво и швырнул пустую банку в залив.

— Пошли выпьем, — сказал он и тяжело поднял свою громадную тушу с тумбы.

Следуя за ним, я пересек набережную и вошел в сумрачную, грязноватую таверну. При нашем появлении чернокожий бармен заулыбался, сверкая белками глаз. Судя по выражению его лица, он понял, что Эл подцепил очередную жертву. Мы пили пиво и разговаривали о том о сем. Управившись с третьим стаканом, Эл спросил:

— Вы, случайно, не ищете сюжет, мистер?

— Я всегда ищу сюжеты.

— Хотите послушать про алмазы Эсмальди?

— Отчего же не послушать? — согласился я. — С меня от этого не убудет.

Эл улыбнулся. Странная у него улыбка. Уголки маленького рыбьего рта приподнимались. Он как будто и улыбался, но, заглянув в его зеленые глаза, я не нашел в них и тени улыбки.

— Я вроде старого потрепанного «Форда», — сказал он. — Накручиваю пять миль на одном галлоне. — Он со значением посмотрел на свой пустой стакан. — Заправьте вовремя, и остановок не будет.

Я подошел к ухмыляющемуся бармену и уладил затруднение. Эл говорил четыре часа подряд. Каждый раз, когда его стакан пустел, подходил бармен и наливал новый. На своем веку я повидал, как пьют, но это было что-то особенное.

— Я ошиваюсь в этом городке уже пятьдесят лет, — сказал Эл, задумчиво глядя на свое пиво, накрытое шапкой пены, — знаю его вдоль и поперек. Я всегда держу ухо к земле, слушаю, мотаю на ус. Смекаю. У меня есть связи с копами, с газетчиками, с парнями, которым известна вся грязь… они все мне рассказывают. — Он сделал большой глоток пива и тихонечко рыгнул. — Понимаете? Я знаю стукачей, уголовников, шлюх, чернокожих, которых никто не замечает, но у них-то глаза зоркие. Я слушаю всех. Вам ясна картина, мистер? Ухо к земле, такой я человек…

Я ответил, что ясна, и поинтересовался насчет этих алмазов Эсмальди. Эл засунул руку под грязный свитер и почесал свое огромное брюхо. Он допил свое пиво, потом взглянул на бармена, который весело улыбнулся и подошел долить. Своей слаженной работой эти двое напоминали поршень и рычаг.

— Алмазы Эсмальди? Хотите послушать про них?

— А почему бы и нет?

Во взгляде его маленьких зеленых глаз появилось новое, жесткое выражение.

— Вы сделаете из этого книжку?

— Не знаю… может быть. Как я могу сказать заранее?

Он кивнул своей плешивой головой.

— Угу. Ну, если рассказывать, то много времени уйдет, а для меня, мистер, время — деньги, хотя вам, может, и не верится.

Предупрежденный на этот счет Дюлаком, я с готовностью кивнул.

— О чем речь?

Я достал из кармана две двадцатидолларовые бумажки и протянул ему. Он осмотрел их, вздохнул полной грудью, отчего живот приподнялся у него с колен, затем заботливо спрятал деньги в карман штанов.

— А пиво?

— Сколько угодно.

— И немножко еды?

— Да.

Впервые с момента нашего знакомства его улыбка выглядела неподдельной.

— Ну что же, мистер, — он сделал паузу, чтобы сделать глоток пива. — Вот какая история вышла с этими алмазами Эсмальди… Это случилось два года назад. — Словно в раздумье он потер приплюснутый, сломанный нос, потом продолжал: — Я узнал все это от копов и от сведущих людей… если знаешь, что к чему, сделать правильный вывод нетрудно… но такого немного, большей частью здесь факты. Все началось в Майами.

Эйб Шулман, так начал Эл Барни, был крупнейшим скупщиком краденого во Флориде. Своим делом он занимался уже около двадцати лет и превратил его в процветающий бизнес. Когда богачи приезжали на побережье со своими женами, любовницами и девками, престиж требовал, чтобы их женщины были увешаны драгоценностями. Если у вас не имелось бриллиантовых колье, брошек с изумрудами или рубинами, сережек на пару к ним и усыпанных камнями браслетов на жирных руках, на вас смотрели, как на белых негров. И поэтому похитители драгоценностей слетались со всех сторон во Флориду, как осы, где их проворные пальцы собирали богатый урожай. Но драгоценности им были ни к чему… им требовались наличные, и здесь-то главной фигурой становился Эйб Шулман.