Образование, полученное Агатой в Париже, вывело на первый план её любовь к музыке. Способности и техника игры позволяли девочке достичь профессионального уровня: она была готова проводить за инструментом по шесть часов в день и исключительно хорошо играла Брамса, Бетховена и Моцарта. Но хотя наедине с собой Агата была превосходным исполнителем, когда дело доходило до выступлений на публике, она волновалась и совершенно теряла самообладание. Проницательный учитель музыки скрепя сердце объяснил, что лучше ей отказаться от мысли стать профессиональной пианисткой, потому что артисту недостаточно быть хорошим исполнителем, он должен обладать темпераментом, чтобы увлечь слушателей за собой.

Любопытно, что стеснительность, свойственная Агате-пианистке, полностью исчезала, когда ей приходилось петь. Пела она без малейших признаков волнения и была абсолютно уверена в себе. У Агаты было чудесное сопрано, и она могла бы, наверное, стать профессиональным концертным исполнителем, тем более что она была исключительно красивой девушкой — светлокожей, голубоглазой, по-скандинавски светловолосой, обаятельной и с привлекательной внешностью. Агата считала, что голос не был частью её существа, что он находился вне её, был безличным, и поэтому она нисколько его не стеснялась. Её заветным желанием было стать оперной певицей, но учителя дали ей понять, что её голос недостаточно силён для оперы. От этой артистической карьеры также пришлось отказаться. Но, несмотря на грёзы об искусстве, Агата была реалисткой и смогла здраво оценить свои возможности. Этот здравый смысл очень ей пригодился, когда она в конце концов встала на карьерный путь, для которого и была предназначена.

В Париже Агата сочетала музыкальное образование с посещением художественных галерей и с уроками живописи. Принудительные походы в Лувр, несмотря на любовь к цвету и форме, вызвали в ней отвращение к старым мастерам, которое она смогла преодолеть только много лет спустя. Это лишний раз доказывает, что формальное образование могло нанести ей только вред. У Агаты не было способностей к живописи: она не могла разглядеть тень от цветка и не понимала, зачем раскладывать его на составляющие и подвергать ботаническому анализу.

После Парижа Агата вернулась в Девон, в свой любимый дом, Эшфилд, безмятежный рай с его высокими буками, зелёными лужайками и небольшой рощей. Её мать, обедневшая после смерти отца, была теперь стеснена в средствах, но жила сравнительно комфортно, и Агата нигде не ощущала такого счастья и гармонии, как в её компании. Кое-как удалось найти денег на сезон в Египте, и там Агата смогла хотя бы отчасти преодолеть свою природную робость. С ними в Эшфилде провела свои последние годы викторианская бабушка Агаты. Ей было девяносто девять лет. Она была властной, зорко следила за своим имуществом, была непоколебима в убеждениях, твёрдо знала, что хорошо, а что плохо, любила командовать, была доброй, но непреклонной, была предана своим родным, но частенько критиковала их действия. Агата оставила нам точный портрет этого замечательного персонажа, типичной представительницы середины Викторианской эпохи, воспроизведённый с любовью и юмором.

Итак, Агате было за двадцать, и она счастливо жила в Эшфилде. До нас дошёл список поклонников — богатых, вполне состоятельных, бедных, как церковные мыши, — искавших её руки. Она отличалась сияющей красотой и естественным очарованием, ей были свойственны чувство юмора и доброта. В конце концов она обручилась со своим верным товарищем, доброй душой, мягким и неторопливым человеком. С ним её ждало надёжное и спокойное счастье. В книге этот молодой человек носит имя Питер Мейтланд. Он изображён как мягкий и скромный человек, считающий себя недостойным своей невесты — так он объяснил матери Агаты. «Не будь слишком скромным, женщины этого не ценят». Молодой человек был военнослужащим, и ему предстояло на два года вернуться в Индию. Он решил, что будет справедливо дать Агате возможность найти более достойного жениха. Агата же хотела, чтобы они поженились немедленно. «Если бы ты действительно меня любил, ты женился бы на мне сейчас же и взял бы меня с собой». — «О, любимая, моя любимая малышка, разве ты не понимаешь, что я поступаю так потому, что очень тебя люблю?» Пятнадцать месяцев спустя она вышла за другого.

Началась война 1914 года. За Агатой стал ухаживать своенравный лётчик, очень обаятельный и крайне решительный человек, привыкший добиваться своего. Это был стремительный роман. Во время войны сложно было что-либо загадывать, лётчика могли убить в любой момент, и очень скоро они поженились. Питер принял эту новость с грустью, но без обиды. Он трогательно признал своё поражение. Агата отказалась от шанса на прочное счастье и променяла его на захватывающее чувство приключения. Обаяние Арчи, его привлекательность, ум и решительность производили впечатление на всех, кто был с ним знаком, но мать Агаты встревожилась, моментально разглядев в его характере определённую долю жестокости. Будущее дочери вызывало у неё опасения, потому что она очень хорошо знала ранимую и чувствительную натуру Агаты, не созданную для того, чтобы стойко принимать удары судьбы и терпеть несчастье. Арчи (в книге его зовут Дермот) был ошеломлён её красотой. «Селия, ты такая красивая, такая красивая! Обещай мне, что всегда будешь красивой». — «Но если бы я не была красивой — ведь ты любил бы меня точно так же?» — «Нет, не совсем. Не точно так же. Обещай мне, скажи, что всегда будешь красивой…»

В «Неоконченном портрете» ярко описаны счастливые годы замужества, радость построения планов и постепенный рост благосостояния, скромность и невероятная застенчивость Агаты, проявлявшиеся, когда ей приходилось разбираться с домашней прислугой, рождение дочери, столь же практичной и реалистично глядящей на вещи, как и её отец, и совершенно не унаследовавшей живое воображение матери. Через какое-то время между супругами встал нелепый барьер — игра в гольф, повлекшая за собой несовпадение интересов. Это развлечение заняло выходные и положило конец прошлым весёлым субботам в компании друг друга, и даже воскресеньям. Думаю, игру в гольф следовало бы упомянуть в общественном договоре — в слабой надежде, что этот вид досуга удастся как-нибудь усовершенствовать или модифицировать. В те дни, о которых идёт речь, бытовало мнение, что мужчины видели в своих жёнах только домохозяек и соседей по постели. Теперь же, с появлением феминизма, мы видим другую расстановку сил. Как бы то ни было, гольф был началом конца, и только прочтя книгу Агаты, я понял наконец, почему она с таким жаром вытаскивала из меня обещание никогда не играть в эту игру.

Для Агаты, как и для большинства жён, товарищеское общение в браке было необходимым элементом счастья. Ей было важно делиться впечатлениями и чувствами, делиться радостью. Её мужу, Арчи, было достаточно получать удовольствие от того, что делаешь. Он считал, что как-то нелепо и неловко постоянно говорить о своих чувствах. Дружескую беседу и непосредственное веселье в гостях он называл глупым поведением, хотя сам обладал живым чувством юмора. Но причиной расставания стала именно потеря товарищества. Агата попробовала себя в писательстве. Эти ранние, совсем ещё сырые истории, действие которых происходило в Уэльсе, были от начала и до конца плодом её воображения. «Может, тебе попробовать писать о том, в чём ты разбираешься? — таков был совет мужа. — Или сначала попробовать разобраться. Ты же ничего не знаешь об Уэльсе». Более проницательный потенциальный издатель высказал противоположное мнение. «Вы — прирождённая рассказчица, — сказал он. — Вы можете заставить читателя поверить во что угодно. Лучше пишите о мире, о котором ничего не знаете». Это был правильный совет, и скоро Агата уже прилично зарабатывала детективными историями. Поначалу она писала, чтобы спастись от скуки, сбежать из реальности — это желание было порой столь же сильным, как и желание отправиться в путешествие — в Персию, в Исфахан и в Шираз, даже в Белуджистан. Но в такие далёкие края, считала она, ей никогда не удастся поехать. И всё же это была простая неудовлетворённость, обычное дело для большинства браков. Агата и подумать не могла о жизни без мужа, в браке с которым она прожила одиннадцать лет и от которого девять лет назад родила любимую дочь.

Внезапно грянул гром. Агата была в отъезде, когда умерла мать, которую она так любила и на которую так полагалась. Сестра просила Агату приехать как можно скорее, но та всё равно не успела проститься. Она ехала в поезде в сторону дома, как вдруг почувствовала уверенность, что мамы больше нет — абсолютный холод и одиночество. Агата посмотрела на часы. Позже она узнала, что мать её действительно умерла в это время. Кроме ужасающего чувства одиночества, на плечи Агаты легла печальная и трудная задача — освободить дом в Девоне от хлама, копившегося не одно поколение. Именно в это время Арчи страстно полюбил другую женщину.

Есть один мрачный и грустный закон жизни: беда не приходит одна. Убедиться в его правдивости довелось и Агате. Она была полностью захвачена горем своей потери, когда Арчи сообщил, что полюбил другую и пути назад нет. Новость стала для Агаты неожиданным, сокрушительным ударом: она абсолютно ни о чём не подозревала. Это была личная и социальная трагедия, сюжет в духе драм Ибсена. Законы о порядке расторжения браков тех времён кажутся нам теперь почти невероятными, и я считаю, что покойный А. П. Герберт сыграл решающую роль в осуществлении их реформы. Ситуация улучшилась, но остается пагубной для стабильности брака.

Для Агаты с её крайней чувствительностью шок оказался слишком сильным. Она погрузилась в полное отчаяние, перенесла потерю памяти и чуть не дошла в своих действиях до саморазрушения. Я не вижу необходимости пересказывать события, описанные в «Неоконченном портрете». Эта история до сих пор пробуждает у читателя глубочайшее сочувствие. Скажу только, что горе не может длиться вечно. Поддержка преданных друзей и свойственный Агате интерес к жизни понемногу исцелили раны, хотя следы от глубоких шрамов полностью так никогда и не исчезли. Четыре года спустя Агата снова вышла замуж, и мы вместе испытали всю радость дружбы, которая росла и крепла на протяжении сорока пяти лет нашего союза.