Вряд ли здесь уместно приводить подробные описания пяти исследованных нами теллей, поэтому я постараюсь рассказать о каждом в нескольких словах.

Первым был Телль-Асвад, лежащий примерно в пятнадцати километрах к югу от Телль-Абьяда на одном из рукавов Балиха. Телль-Асвад очень высок, он поднимается над уровнем равнины больше чем на двадцать метров, а площадь его основания около тридцати акров. Это невероятно древний холм: здесь мы нашли множество кремнёвых наконечников для стрел эпохи неолита, а также многочисленные следы халафской культуры и более ранние последовательности. На самой вершине этого замечательного телля нам повезло обнаружить руины небольшого доисторического храма. Храм состоял из длинной комнаты, судя по всему, его основного помещения, и смежной комнаты меньшего размера, на пороге которой лежал череп быка, магическая жертва в дверном проёме. Когда-то храм защищала плоская крыша из тростника и глины, утяжелённая гравием. Внутри и снаружи храма мы нашли кости животных, несомненно, одомашненных: свиней, овец, коз, быков и некрупных лошадей. Судя по всему, древние обитатели долины Балиха занимались различными видами сельского хозяйства, в том числе животноводством. Также они, несомненно, выращивали пшеницу и ячмень: многочисленные образцы этих культур нашли при раскопках другого телля, Мефеша, и о нём я расскажу ниже. Я предположил, что постройка на вершине Телль-Асвада относится к халафскому периоду, но не исключена её принадлежность и более поздней эпохе: не уверен, что найденные в том слое черепки относились к тому же времени. В любом случае внушительные толщи халафских руин обнаружили в других холмах. Если я не ошибся с датировкой постройки, то Телль-Асвад — действительно очень древний холм, и ниже лежит длинная последовательность слоёв халафского периода. Если же храм на самом деле относится к более позднему периоду, чем я предположил, он всё равно представляет немалый интерес для археолога, изучающего доисторическую эпоху.

Осмотрев Асвад, в основном состоявший из руин раннего халафского периода, мы решили найти холм, который мог бы дать нам представление о более поздних последовательностях, и в итоге остановились на Телль-Мефеше, что по-арабски значит «разлившийся». Несомненно, поселение получило такое название, потому что было расположено рядом с вади[66]. Теперь вади большую часть года представляет собой высохшее русло и только во время зимних дождей заполняется водой. Вполне возможно, что когда в поселении ещё жили люди, последними его жителями были представители убейдской культуры. Здесь текла довольно важная река. Говорят, в северо-западном направлении русло можно проследить до самого арабского Пунара, откуда оно уходит на юго-восток, в направлении Балиха. Телль-Мефеше расположен примерно в двадцати пяти милях к югу от Телль-Абьяда и в семи с половиной милях к западу от реки Балих, недалеко от дороги, ведущей в Ракку. Высота холма составляет пятнадцать метров, а площадь — около восьми с половиной акров, довольно много для небольшого провинциального поселения. И конечно, Телль-Мефеше, как и прочие телли, хранит в себе гораздо больше данных, чем нам удалось извлечь за пять дней работы — максимальное время, которое мы могли здесь провести.

Мысленно возвращаясь к этим дням, я понимаю, как просто и беззаботно мы тогда жили. Нам было достаточно доказать, что мы профессиональные археологи, и запросить разрешение на раскопки в любом понравившемся районе. Никто нас не задерживал и не чинил препятствий, только просили указать поселения, где мы хотим работать, и по завершении раскопок представить письменный отчёт. Рабочие находили наши поездки интересными и бодрящими, и порой шла настоящая борьба за место в небольшом грузовике, который каждое утро отправлялся из Телль-Абьяда к тому или иному поселению в долине, иногда на значительные расстояния. Их энтузиазм слегка угасал, если шёл дождь и когда приходилось отправляться в дорогу на рассвете, по темноте и холоду. Особенно тяжело приходилось беднягам в декабре. Цель была ещё далека, а они уже напоминали партию замороженных уток. Впрочем, работа кайлом и лопатой быстро их согревала, и в итоге они получали не меньшее удовольствие от этих коротких поездок, чем мы сами. За пять дней, посвящённых осмотру Мефеша, мы не имели возможности раскопать какое-нибудь здание целиком, но нам удалось найти последовательность из четырёх небольших комнат со стенами из сырцового кирпича. Кирпичи были гораздо крупнее, чем те, что мы находим в постройках халафского периода. Уже по одной этой причине обычно не составляло проблемы определить, к какому из двух соседних периодов относится та или иная кладка. Во внутреннем дворе по соседству с комнатами мы нашли несколько круглых резервуаров для зерна, а в них — солидные запасы ячменя. В одной из комнат сохранились обломки упавшей крыши, сложенной из овальных в сечении брусьев из тополя. Раз брусья когда-то доставали от одной стены комнаты до другой, они должны были иметь не менее двух с половиной метров в длину. Сохранились и следы тростника, которыми была покрыта деревянная основа крыши. По всей видимости, тополя, тростник и ивы во множестве росли в долине Балиха в эту эпоху. И дома, и зёрна ячменя сохранили следы пожара. Наше наблюдение подтвердила мисс Д. М. Э. Бейт: она исследовала образцы останков животных и обнаружила, что они также подверглись воздействию огня. Так как вся керамика, обнаруженная в этих слоях, относилась к убейдскому периоду, можно сделать вывод: убейдское поселение, пришедшее здесь на смену халафской культуре, погибло в огне и прекратило своё существование. Мы не знаем, что за враг его уничтожил. Среди обнаруженных нами останков животных были кости крупного козла с закрученным спиралью рогом, крупного быка и небольшой лошади. Керамика, найденная в доме, нас особенно заинтересовала: она несомненно принадлежала к убейдскому периоду, но обладала некоторыми чертами, характерными для халафа. Очевидно, в области керамики на убейдских жителей Мефеша оказали значительное влияние их предшественники. Формой изделий, использованием чёрной краски и традицией закрашивать кольцо вокруг основания сосуда расписная керамика из Мефеша напоминала образцы убейдского периода, найденные в Арпачии. Мы обнаружили убейдский горшок, выполненный в халафской манере, и халафский черепок, украшенный букраниумом и пунктиром. Мы можем быть абсолютно уверены, что телль хранит руины обеих культур. Исследователя, занимающегося этими периодами, здесь ждёт настоящий маленький рай. Холм, кроме всего прочего, скрывает многочисленные образцы животных и растительных останков, и это позволило бы получить ценнейшие сведения об экологии региона. Я очень жалею, что, когда мы проводили раскопки в этих местах, ещё не изобрели радиоуглеродный метод датирования: органические останки попадались нам в избытке. Теперь будущие исследователи знают, где искать материал для анализа.

Напоследок, перед тем как распрощаться с Мефешем, я хотел бы рассказать об одной интересной находке. Это фрагмент фигурки матери-богини из высушенной на солнце глины, найденный в руинах дома. Кажется, что на богине невысокий головной убор, хотя не исключено, что фигурка наделена рогатой головой и человеческим телом. Я склоняюсь ко второй интерпретации. Общей идеей статуэтка напоминает богинь-матерей в высоких головных уборах и с головами животных, найденных в Уре, в убейдских слоях раскопа со следами потопа. Это интересный пример смешения форм, характерного для доисторических изображений богов и богинь.

На склонах Телль-Шувейха, доисторического поселения, расположенного неподалёку от Мефеша, нам попался восхитительный образец самого раннего типа халафской керамики — крупная чаша довольно грубой формы, украшенная тремя горизонтальными каймами из образованных штрихами ромбов. Одна из чаш убейдского периода была оформлена изображениями длинношеих птиц, склонивших головы к земле. Скорее всего, это были дрофы. Наверное, в то время, как и сейчас, они часто встречались в этих местах. Вот и всё, что я хотел рассказать о Мефеше. Он прекрасно иллюстрирует богатый археологический потенциал этой части долины Балиха. Большой интерес представляют ранние доисторические последовательности, скрытые в недрах телля, а нападение, произошедшее в конце убейдского периода, сохранило для потомков многочисленные продукты ремёсел этой эпохи: по всей видимости, они не представляли ценности для захватчиков.

Третьим холмом, куда мы отправились, стал Телль-Сахлан, расположенный в крайне болотистой местности на западном берегу Нахр Аль-Туркмана, притока Балиха, примерно в полумиле вверх по течению от Телль-Асвада, который, в свою очередь, как я уже говорил, находится недалеко от Телль-Абьяда. Доступ к Телль-Сахлану был затруднён, и мы провели здесь всего два или три дня. Рабочим часто приходилось добираться до холма вплавь, и мы тоже попадали на раскоп с большим трудом. Сахлан стал самым массивным из всех холмов, где мы проводили разведку. Его высота составляет не менее сорока метров, а площадь основания — около двадцати шести акров. По моим оценкам, огромная толща культурных слоёв, сформировавшая телль, покрывает в общей сложности более шести тысяч лет истории. Исследователь любой эпохи найдёт здесь материал для изучения, так как поселение появилось в ранний доисторический период и просуществовало до нашей эры. Наверное, самой важной находкой стал осколок клинописной таблички, к сожалению, нечитаемый, который я подобрал на склоне холма. Можно предположить, что где-нибудь в глубинных слоях обнаружатся и другие письменные источники.

Верхние слои Сахлана состояли из римских, римско-византийских и исламских руин. Их общая толщина достигала десяти или пятнадцати метров. На противоположном от реки склоне, на восьмиметровой горизонтали, мы обнажили участок стены, окружавшей холм. Стена была сложена из грубых гипсовых кирпичей и имела не менее четырёх метров в толщину. В кладке мы нашли черепок глиняной бутылки с красной каймой, идущей под горлышком, — очевидно, фрагмент материала, которым заполнялось пространство между кирпичами. Так как керамический черепок принадлежал хабурскому периоду, мы можем утверждать, что стена не могла быть построена раньше Первой вавилонской династии. Её можно датировать приблизительно 1800 годом до н. э.