В этом постсамаррском слое мы обнаружили не менее шести последовательных халафских поселений общей толщиной чуть более четырёх метров, покрывших, как доказали позднее при раскопках Ярым-Тепе в Джебель-Синджаре, большую часть долгого халафского периода. Среди наших находок было множество образцов керамики с орнаментом в виде бычьих голов (букраний). Некоторые относительно реалистично и натуралистично изображённые головы окружал пунктирный узор, и из них росли травы. Интересно, не приписывалась ли быку заодно способность вызывать дождь. В самых поздних слоях на смену букраниуму пришёл орнамент в виде голов барана, или муфлона, с рогами, смотрящими не вверх, а вниз. Также мы нашли множество разновидностей спиралевидного орнамента, характерного для поздних этапов халафской культуры. В девятом слое от поверхности нам встретились развалины стены, выстроенной эллипсом — не круглой, как стена толоса, но, безусловно, свидетельствующей о том, что где-то жители этого поселения строили и толосы — куполообразные здания возрастом более шести тысяч лет, часто встречающиеся при раскопках халафских слоёв.

Наверное, самой интересной находкой халафского периода стала группа статуэток. Некоторые из них были сделаны из раскрашенной терракоты, некоторые — из высушенной на солнце глины. Это были довольно примитивные изображения людей в тюрбанах, по большей части сидящих, с очень условно вылепленными головами, причём исключительно женщин. Две статуэтки располагались поверх небольших цилиндрических дисков. Несомненно, диски должны были изображать сиденье для родов — подобные сиденья используются в Судане при родовспоможении. Мы с трудом могли разобраться, что означают рисунки на статуэтках: одни из них напоминали платья, другие выглядели как татуировки. Часть рисунков, по-видимому, изображала платья, так как несколько фигурок имели пояса, а у одной или двух лицо было скрыто, как и подобает восточным женщинам. На сегодняшний день собрана замечательная коллекция подобных фигурок. Самые старшие из них относятся к 6000 году до н. э. Все они были найдены на раскопках самаррских поселений, в частности поселения Савван, тщательно исследованного иракскими археологами и давшего нам наиболее полное представление о развитии этой древней культуры. Фигурки, по всей видимости, служили амулетами культа плодородия. С их помощью женщины просили соответствующего бога или богиню защитить их во время опасного процесса родоразрешения. Несомненно, детская смертность в те времена была очень высока.

Статуэтки позднего убейдского периода, часто встречающиеся в Ираке, иногда изображают женщин, кормящих ребёнка. На данный момент собрана полная коллекция подобных фигурок, найденных на разных городищах в Ираке и Сирии. Несколько поразительных экземпляров происходят из Персии. Они прекрасно описаны Эдит Порадой, и на них, безусловно, стоит взглянуть. Татуировки, как правило, состояли из точечного пунктира и полосок, типичных для первобытных родовых обществ.

Возможно, халафский период продолжался в Шагар-Базаре дольше, чем в других местах, потому что мы не обнаружили там следов более поздней, убейдской культуры, но рано или поздно ему всё же наступил конец. Было бы крайне интересно узнать, почему закончился этот длительный период культуры Телль-Халафа и что послужило тому причиной. Другие поселения — в первую очередь Рас-Шамра на побережье Средиземного моря — хранят свидетельства того, что данную культуру уничтожил приход убейдских племён. Возможно, то же случилось и в Шагар-Базаре, но здесь представители убейдской культуры не остались, судя по отсутствию соответствующего культурного слоя. Ещё удивительнее кажется временной разрыв между окончанием халафского периода и началом следующего, пятого ниневийского. Думаю, между ними могло пройти около тысячи лет — все эти долгие годы некогда процветающее поселение пустовало.

Как бы то ни было, выше слоёв халафского периода расположен пустой слой, наполненный руинами сырцовых построек. На этом пустыре какие-нибудь новые поселенцы непременно должны были устроить кладбище — пустыри на Востоке часто становятся местом погребения. Так мы подходим к представителям знаменитого пятого ниневийского периода с их не лишённой привлекательности керамикой и искусными изделиями из металла. В Шагар-Базаре мы обнаружили два последовательных слоя пятого ниневийского периода и нашли раннюю разновидность их расписной керамики, за которой следовала типичная украшенная резьбой серая посуда, имитировавшая серебро. Среди наших находок выделялась замечательная серая чаша со скруглённым основанием, перевязанная тонкой серебряной проволокой, за которую чашу, очевидно, подвешивали, потому что чаша явно не могла стоять без поддержки.

Могилы этого периода прорывали прямо в развалинах построек предыдущего слоя. Несколько захоронений находились в прослойке чистого грунта и песка. Последовательность, судя по всему, была такой: сначала — расписная керамика, а позже, в четвёртом слое, — серая резная посуда под серебро, упомянутая выше.

Над четвёртым слоем, и следовательно, позже 2900 года до н. э. начинаются периоды, известные в Месопотамии как второй и третий раннединастические. В соответствующих им слоях обнаружилась керамика совершенно другого типа — довольно искусно сделанная серая посуда, иногда имитирующая серебро, но чаще — кожу: многие горшки имели скруглённые основания и не предназначались для того, чтобы стоять на поверхности. Видимо, их подвешивали, а хранили перевёрнутыми вверх дном. Впоследствии выяснилось, что посуда такого типа была распространена и в более восточных районах, вплоть до Северного Ирана, а кроме того, похожую керамику находили в городище Шах-Тепе на Эльбурсе.

Металл постепенно всё больше входил в употребление, но широкое распространение получил только в период, соответствующий первому, самому верхнему слою. Здесь мы нашли руины домов из сырцового кирпича и, как и в третьем слое, многочисленные захоронения, где обнаружились и детские могилы. Кажется, некоторые дома предназначались для младенцев.

В самой верхней части первого слоя мы обнаружили совершенно новый и разительно отличающийся от предыдущих тип керамики. Это была добротная посуда — крупные кувшины, расписанные исключительно геометрическими узорами: штрихами, треугольниками и так далее — и мы долго не могли установить происхождение этой керамики и ее название. Я окрестил керамику такого типа хабурской, и с тех пор она известна под этим названием. Сегодня археологи не исключают, что керамика была изобретена в самой долине Хабура — там, где её находят в наибольших количествах. В других местах она встречается реже. Образцы этой керамики встречались и в довольно удалённых районах: в Мари, в небольшом количестве в Атшане, в Хаме, что в долине реки Оронт (поздняя и несколько выродившаяся форма), а также в северной Сирии, на городищах в районе Каркемиша, в частности, в поселении под названием Хаммам. Несколько образцов встретились и в Ассирии, в Билле, неподалёку от Ниневии.

Мы долгое время ломали голову, откуда взялась эта керамика и что означает её внезапное появление. Теперь мы знаем ответ. Контраст между её частым появлением в долине Хабура и редким во всех других районах поразителен. Даже в Мари, расположенном совсем недалеко к югу от Хабура, находили единичные экземпляры. Все эти факты указывают на возрождение местного ремесла в верхней части долины Хабура, совпавшего с расцветом металлургии. Вероятно, основная масса кувшинов использовалась для пива, которое в больших количествах употребляли жители Шагар-Базара. На дне таких сосудов часто находили конические медные ситечки.

Мы также нашли свидетельства, что посуда такого типа широко использовалась у хурритских торговцев лошадьми в долине Хабура: были найдены многочисленные изображения лошадиных голов с нарисованными или приделанными уздечками. Из клинописного источника, найденного при раскопках городища Мари, нам известно, что царю Зимри-Лиму не подобало ездить на лошади. Этот варварский обычай принесли хурриты, о чьём присутствии в Шагар-Базаре свидетельствует хабурская керамика с изображением колеса со спицами, лёгкого и удобного нововведения.

Совпавшее с появлением расписной хабурской керамики в 1800 году до н. э. массовое появление объектов из металла свидетельствует о влиянии северных районов, где в то время уже работали искусные кузнецы, имевшие доступ к месторождениям руды. Ближайшие известные нам медные рудники находились в Эргани-Маден, чуть выше по течению Евфрата от Диярбакыра. Судя по всему, местные гончары сосуществовали с анатолийскими кузнецами.

В любом случае за долгую историю своего существования жители плодородной долины Хабура испытывали исключительно сильное влияние практически со всех сторон: с севера, юга, запада и востока, — но основным неизменно было влияние со стороны Тигра. Несмотря на это, появление хабурской керамики свидетельствует о периоде значительного расцвета, и мы установили, что не одно поселение этого периода было обнесено городской стеной.

Весь первый сезон мы с большим неудобством добирались до места работы из нашей базы в Амуде, расположенной в двадцати пяти километрах от раскопа. Иногда приходилось преодолевать это расстояние на нашей неустойчивой «Королеве Мэри» в таких отвратительных погодных условиях, что машину то и дело разворачивало на сто восемьдесят градусов на мокрой и скользкой дороге. С особым трудом мы перебирались через вади, или временные русла, пересекающие дорогу в Шагар-Базар. Другим приходилось не легче. Один автобус, например, застрял посреди вади и десять дней не мог оттуда выбраться. Всё это время пассажиры терпеливо сидели на берегах русла, ели хлеб с луком и, судя по всему, совершенно не переживали. Таково восточное смирение. Мы же ещё больше укрепились в намерении построить собственный дом и в своё время, ближе к концу сезона, приступили к постройке здания из сырцового кирпича.

План экспедиционного дома разработал наш архитектор Робин Макартни, и получилось превосходно. Дом состоял из кухни, тёмной комнаты и пяти жилых помещений: в центре находилась большая общая комната, и ещё по две комнаты располагались с каждой стороны. Вдоль одной стены мы решили построить галерею, а центральный холл венчал купол. Никто из нас не участвовал раньше в постройке купола и не знал толком, как это делается. Изначально мы планировали соорудить крупный купол сферической формы, но в конечном итоге сооружение напоминало скорее сахарную голову. Работа над ним обернулась настоящим мучением. В процессе постройки мы соорудили деревянное кружало — крайне тяжёлое и неуклюжее приспособление. Наши рабочие, не менее неуклюжие, умудрились эту конструкцию уронить. Усилиями нашего армянского плотника она рухнула на одного из рабочих-арабов и крепко его пришибла. В результате разразился нечеловеческий скандал между армянами и арабами. Армянский плотник чуть не удрал. Его пришлось ловить и возвращать силой, чтобы он закончил работу.