За заслуги в области востоковедения Кэмпбелл Томпсон получил место в Мертон-Колледже Оксфордского университета, но почти не принимал участия в заседаниях из-за упрямства и бескомпромиссности в спорах. «От меня никакого толка en comité[51]», — говорил он и старался не тратить времени на «бессмысленные нововведения». Думаю, Си Ти был самым экономным человеком на земле: ему удалось провести раскопки в Ниневии всего за тысячу семьсот фунтов. По окончании сезона он вернул сдачу сэру Чарльзу Гайду, владельцу газеты «Бирмингем пост», державшему конюшню, а заодно содержавшему раскопки. Сдача, добросовестно возвращённая этому меценату, составила одиннадцать пенсов.

Глава 5. Арпачия

В 1932 году я был готов руководить своей собственной экспедицией. Мне нравилось работать на других, но перспектива проводить раскопки самостоятельно, ни от кого не зависеть доставляла огромную радость: я никогда не уклонялся от ответственности. Правда, мне предстояло найти спонсоров, а это поначалу непросто. Я вечно буду благодарен тем, кто в меня поверил: довольно рискованно доверять молодому человеку двадцати восьми лет новое дело, требующее денежных затрат.

Вначале я обратился в Британский музей, директором которого был тогда сэр Джордж Хилл. Помню свою радость, когда он сказал, что попечители готовы пойти на риск и спонсировать мои раскопки. Ничуть не меньше я благодарен сэру Эдгару Бонэм Картеру, в то время председателю Британской школы археологии в Ираке. Он рискнул шестью сотнями фунтов — солидной по тем временам суммой денег. Также я по гроб жизни обязан ещё одному хорошему другу, сэру Эдварду Килингу, энергичному и преданному секретарю школы. Невероятно, но всё мероприятие, включая публикацию материалов, обошлось нам в две тысячи фунтов и полностью оправдало вложения: не прошло и шести месяцев с момента завершения раскопок, как отчёт о них опубликовали во втором томе журнала «Ирак», а это своего рода подвиг.

В состав экспедиции входило всего три человека: начиная с Ниневии, моя жена Агата сопровождала меня во всех без исключения раскопках на Востоке; также к нам присоединился Джон Роуз, мой друг, служивший архитектором в Уре. Помню, уговаривая Джона поехать с нами, я обещал, что это будет прекрасный отдых. Он долго припоминал мне эти слова. Думаю, нигде, даже в Уре, нам не приходилось работать больше, а Джон почти не поднимал глаз от чертёжной доски, но мы получили удовольствие от нашей небольшой экспедиции.

В то время багдадским директором по древностям был немец, Юлиус Йордан[52]. Нам не составило труда получить у него разрешение на раскопки телля, но в политическом смысле он оказался нашим врагом: Йордан, наёмный нацистский агент, делал всё, что мог, для подрыва британского влияния в Ираке. Несмотря на это, как личность Йордан в высшей степени очаровывал: яростный антисемит, но при этом прекрасный музыкант и тонко чувствующая натура. Казалось невероятным, что такой интеллигентный человек с художественным вкусом мог поддаться новому гитлеровскому режиму.

В Багдаде мы остановились в отеле Мод, заведении простом и скромном, но очень гостеприимном благодаря доброму и неунывающему хозяину по имени Майкл Зиа, чьё неуёмное радушие снискало благодарность многих гостей. У него, помню, работал бармен по имени Иисус, и было очень странно в ожидании напитков слышать это обращение.

Мы отправились из Багдада в Мосул ранней весной и правильно сделали, потому что нам ещё предстояло проделать огромную работу прежде, чем первая лопата вонзится в землю. Для начала мы поселились в привокзальной гостинице в Мосуле, которой умело управлял сирийский христианин, откликавшийся на имя Сатана. Дождь не прекращался, и хозяин давал такие мрачные прогнозы, что мы боялись вообще никогда не приступить к работе. Впрочем, мы использовали это время с толком: нам предстояло разыскать владельца земли и получить от него согласие на раскопки. Мы наводили справки в самой Арпачии и с помощью бесценного представителя Оттоманского банка Маджида Шайи, ранее служившего у Кэмпбелла Томпсона и делавшего всё возможное, чтобы нам помочь.

Для получения разрешения на аренду земельного участка требовалось не только найти его владельца, но и выяснить, кому он был заложен, — непростая задача, потому что землю, как это часто случается на Востоке, закладывали и перезакладывали много раз, и казалось, количество закладных растёт с каждым днём. В конце концов, мы отследили не менее четырнадцати кредиторов и ценой нечеловеческих усилий собрали их вместе. Кредиторов усадили в два экипажа и доставили в банк, чтобы приложить их отпечатки пальцев к контракту. Думаю, всё равно мы нашли не всех, но мы уже отчаялись и решили, что с нас хватит. Так или иначе, после многочисленных возражений мы составили любопытнейший контракт, и, согласно ему, владелец земли был обязан заплатить две тысячи фунтов, если каким-либо образом воспрепятствует нашей работе. Дело благополучно завершилось, и это стоило нам сравнительно небольших денег.

Другой важной задачей было выселиться из гостиницы и найти подходящее жилище. Нам посчастливилось познакомиться с землевладельцем из Мосула, которому принадлежал большой пустующий дом неподалёку от старого, где мы жили с Кэмпбеллом Томпсоном. Оттуда в одну сторону открывался восхитительный вид на огромный холм Куюнджик и на горы, с другой стороны виднелись река Тигр и Мосул на противоположном берегу. Большой дом нас полностью устроил: там были просторные чуланы, удобные комнаты и широкая плоская крыша, где можно было разложить кучу керамики.

Хозяин по имени Дауд Саати — Давид Часовщик, пожилой человек хорошо за девяносто, рассказал мне, как впервые в жизни встретил англичанина. Англичанин был человеком невысокого роста, носил сюртук и остановился на постоялом дворе Хан Рассам в Мосуле. Каждое утро он шёл из Мосула на холм Ниневии, где вёл раскопки. Под его началом работало не меньше восьмисот человек. Как только можно руководить такой толпой? Я без труда догадался, что под невысокой фигурой в чёрном сюртуке хозяин имел в виду великого Джорджа Смита[53], в ходе своих грандиозных раскопок в 1873 году нашедшего знаменитую табличку с описанием потопа. Просто замечательно было поговорить со свидетелем, встречавшим этого человека во плоти. Не в последний раз мне пришлось вспомнить великого Джорджа Смита. Случилось так, что несколько лет спустя, когда я был в Алеппо, ко мне зашёл британский консул и рассказал, что могилу Джорджа Смита, расположенную на христианском кладбище, собираются разрушить и ее ждёт заброшенность и забвение. Он спросил, могу ли я посодействовать в перенесении праха и создании более долговечного захоронения. Я согласился, и мне было приятно видеть, что над могилой снова появился надгробный камень. Много лет спустя я был вознаграждён: внук Джорджа Смита, Роуланд Смит, живший в Девоншире с нами по соседству, позвонил мне и спросил, слышал ли я когда-нибудь о его дедушке, и я с удовольствием ответил: «Я не только слышал о нём. Я его хоронил».

Но вернёмся к Арпачии. Конечно, потребовалось время, чтобы обставить дом. С этой целью мы наняли в Мосуле бригаду плотников — бригадира и троих подчинённых. Они каждый день приходили к нам из Мосула, бригадир с высокой феской на голове и три его помощника, и работали весь день, от рассвета до заката. Новые доски и другие необходимые материалы привозились на нашем грузовике за смешную цену. За десять дней мы обставили удобной мебелью весь дом сверху донизу, дополнительно прикупив пару комодов.

В нашем хранилище, помню, существовал ряд полок, сделанных специально для того, чтобы по мере появления складывать туда рассортированную по слоям керамику. Я с удовлетворением заметил восторг покойного профессора Франкфорта: рассмотрев наши полки, он объявил, что не встречал лучшего решения для хранения рассортированной керамики на раскопках. Вскоре мы благополучно разместились в новом доме. Ещё нам очень понравился большой и красивый сад, полный розовых кустов, усеянных цветами. К сожалению, по утрам хозяева приходили и срезали распустившиеся розы, чтобы продать их на рынке в Мосуле. Нашим последним приобретением была небольшая свора собак, шесть дворняжек, стороживших дом и ставших хорошими товарищами для нас.

По завершении подготовки, где-то в мае, мы начали работу на небольшом холме, Тепе-Решва, возвышавшемся среди полей в полумиле к востоку от деревни Арпачия, стоявшей на дороге, ведущей в Башику. Мы без труда нашли рабочих, хотя и не платили такие высокие зарплаты, как американцы. Насколько я помню, мы могли себе позволить платить максимум по шиллингу в день, но недостатка в рабочей силе не испытывали. Люди стекались из окрестных деревень, некоторые приходили за несколько миль. У нас были прекрасные отношения с нашим землевладельцем, Абдулом Рахманом, и всех, кого смогли, мы наняли в самой Арпачии, ближайшей деревне. Очень приятно, что я мог наконец копать ровно там, где пожелаю, ни с кем не советуясь. Кроме того, на Арпачии не составляло труда решить, какой участок раскапывать следующим: это был совсем небольшой холм, общей площадью не более двух с половиной акров, хотя, несомненно, если бы мы продолжили работу, мы нашли бы руины и за пределами холма.

Очень скоро у меня случились первые разногласия с рабочими. Я решил, что один из столь любимых Кемпбеллом Томпсоном старых орудий труда, маджруфу — садовый инструмент вроде треугольной мотыги, — стоит иногда менять на лопату, чтобы отгребать землю в сторону. Лопату мои рабочие видели впервые в жизни. Землекопы почти сразу устроили забастовку и заявили — они не могут пользоваться таким ужасным инструментом. Я вышел из ситуации, ответив, что не хочу держать на раскопках тех, кто не годится для подобной работы, и если кому-то не хватает сил справиться с лопатой, им лучше сразу уйти. Остались почти все, и всё было в полном порядке, пока в один прекрасный день я не решил, что часть работы лучше делать старой маджруфой. Тогда снова начались проблемы: рабочие жаловались, дескать, они не могут пользоваться таким несовременным приспособлением.