– Этого только не хватало! Если б знать, я и близко к ней не подошел бы. Раз она девушка Берни, то никуда я с ней не пойду сегодня.

Тим жадно глотнул виски, отер губы тыльной стороной ладони.

– Не ты, так найдется другой. Главное, не рассчитывай, что у вас зайдет дальше постели. Она – девчонка Берни. Но природа берет свое. Олсон не может ей этого дать, вот и разрешает погуливать. Тут нет никакого секрета: весь персонал аэродрома и полгорода в придачу знают про их отношения, главное, не принимай ее всерьез. – Он допил виски, поставил стакан и шагнул к дверям. – Сейчас под душ и в кресло перед телевизором. – Он поглядел на меня, улыбнулся: – Странная все-таки штука – жизнь.

Теперь на моей совести камнем повис Берни.

– Слушай, Пэм, – начал я, потом умолк и дождался, пока официант сменит тарелки. – Тим говорит, ты – девушка Берни. Он мой лучший друг. Нехорошо получается.

– Ох ты Господи! Я же сказала, мне это необходимо. Берни не возражает. Перемени тему. Говорю тебе, Берни все знает. Он не против.

Официант принес бифштекс по-итальянски с листьями артишока и цельножареным картофелем. Пока он подавал, я думал.

– Пальчики оближешь! – смачно проговорила Пэм. – М-м-м! Обожаю здесь есть!

– Он должен быть против, – сказал я. – Я правильно понял, он любит тебя? А ты – его?

– Да заткнись! – Ее голос сделался вдруг грубым и злым. – Дают – бери и будь доволен!

Я не настаивал. Только дал себе обещание больше не притрагиваться к ней. Ну и положеньице! Берни… мой кумир, а я переспал с его женщиной!

У меня пропал аппетит. Как ни хорош был бифштекс, кусок застревал в горле. Я водил вилкой по тарелке и оглядывал ресторан. Вдруг поднялась суматоха, и Генри со всех ног бросился через зал ко входу. Из темноты дверного проема на приглушенный свет вышел высокий грузный мужчина лет шестидесяти. Судя по походке, вылитый педераст. Толстой физиономией и мясистым носом он походил на сварливого дельфина. На его лысой, вероятно, как коленка голове сидел слегка набекрень ядовито-оранжевый парик. Мужчина был в желтом, точно охапка лютиков, полотняном костюме и багровой сорочке с жабо. Словом, франт, каких поискать!

– Гляди-ка, – обрадовался я случаю переменить тему разговора, – что это за чучело?

Пэм бросила взгляд на вход.

– Это Клод Кендрик. Он владелец самой модной, дорогой и доходной художественной галереи в городе.

Виляя бедрами, толстяк прошествовал на предложенное ему место, через три столика от нас. С ним пришел некто худой как тростинка, неопределенного возраста – между двадцатью пятью и сорока годами. У него была шапка длинных темно-каштановых волос, а вытянутое лицо, узкие глаза и губы ниточкой напоминали подозрительную, злобную крысиную морду.

– А это директор галереи Луи де Марни, – пояснила Пэм и занялась бифштексом.

Генри без устали хлопотал над этой парочкой, видно, считал их важными птицами. Я с любопытством наблюдал за ними. Перед толстяком, как по волшебству, возник мартини с водкой. Его спутник отказался от спиртного. Коротко обсудили с Генри меню, затем Генри отплыл в сторону и щелкнул пальцами, призывая официанта следовать за ним.

Клод Кендрик обвел глазами зал, точно король, вышедший к придворным. Некоторым, вероятно, знакомым, он помахивал пальцами, потом повернулся в нашу сторону. На миг его глазки зацепились за меня и перескочили на Пэм. Тут брови у него поползли вверх, лицо расплылось в улыбке. Тут он сотворил невообразимое: поклонился, высоко поднял свой оранжевый парик, как поднимают шляпу в знак приветствия, еще поклонился, снова нахлобучил парик на голую, точно бильярдный шар, голову, поерзал в кресле и заговорил со своим спутником.

Пэм прыснула.

– Отпадный мужик, да? Он так здоровается со всеми знакомыми женщинами.

– Ты в числе его знакомых?

– Когда-то я работала у него манекенщицей и рекламировала ювелирные изделия. Мы знакомы много лет. – Она доела бифштекс. – Извини… у меня идея. – И, встав из-за стола, Пэм подошла к Кендрику. Она загородила его от меня и проговорила минуты три, потом вернулась за наш столик.

– Что ты задумала?

– У него потрясающий прогулочный катер. Мне захотелось покататься. Он с радостью согласился. Знаешь, здешние жители постоянно изнывают от скуки. И с удовольствием заводят новые знакомства. Поедем, а?

Я замялся, и она продолжала:

– С ним интересно, и он жутко влиятельный. – Подошел официант и унес наши тарелки. – Он тебе понравится.

Предложение выглядело заманчивым.

– Ну, ладно. Что мне терять-то?

Я взглянул в сторону Кендрика. Он улыбнулся и кивнул мне, а тем временем официант подал ему копченую лососину. Я кивнул в ответ.

После горячего нам принесли кофе. Кендрик и де Марни заказали только лососину и кофе. Получилось, что мы кончили ужинать одновременно.

Пэм встала и подвела меня к их столику.

– Клод, это Джек Крейн. Он работает на строительстве взлетной полосы. Джек, это мистер Кендрик.

– Зовите меня Клодом, дружочек. – Моя ладонь словно утонула в куске теплого теста. – Очень рад. Добро пожаловать в наш очаровательный город. Надеюсь, вы будете блаженствовать здесь. – Он с пыхтеньем поднялся на ноги. – Выйдем на лунный свет. Луи, ненаглядный мой, поухаживай за нашей дорогой Пэм. Я хочу познакомиться с Джеком поближе. – Он взял меня под руку и повел к выходу. Дважды он останавливался, приподнимал свой чудовищный парик и кланялся женщинам, которые улыбались ему. Я чуть не сгорел со стыда, пока Генри наконец с поклоном не выпроводил нас в душную ночь.

На улице мы остановились.

– Прошу, Луи, покатай Пэм на катере. Ты ведь знаешь, как она любит кататься по морю. Джек, вы потерпите меня несколько минут? У меня есть к вам разговор.

Не успел я возразить, как Пэм и Луи ушли прочь.

– Что за разговор? – Меня тошнило от этого жирного педика и было противно оставаться с ним наедине.

– Насчет Берни; он принадлежит к числу моих лучших друзей. – Кендрик промокнул лицо шелковым носовым платком. – Сядем в мою машину. Там работает кондиционер. Меня угнетает эта духота, а вас?

Я замялся, но без Пэм, которая отвезла бы меня обратно на аэродром, я оказался припертым к стенке и поплелся за ним по пирсу – к вычурному черно-желтому «кадиллаку». При нашем приближении из-за руля вылез шофер-японец и услужливо открыл двери.

– Покатай нас, Юко, – распорядился Кендрик и протиснулся в автомобиль. Я сел с другой стороны. От шофера нас отделяла стеклянная перегородка. Когда дверцы захлопнулись, я окунулся в приятную прохладу. Автомобиль плавно тронулся с места, и Кендрик предложил мне сигару, но я отказался.

Некоторое время мы ехали по набережной, затем водитель свернул и повез нас за город.

Раскурив как следует сигару, Кендрик спросил:

– Насколько я понимаю, вы очень близкий друг Берни?

– Это так.

– Берни беспокоит меня, – тяжело вздохнул Кендрик. – Бедняжка… это ужасное ранение.

Я ждал, не говоря ни слова.

– Ему приходится работать на ужасных людей. Этот Эссекс! Невозможный человек! А его жена!

Я по-прежнему молчал.

– У Берни нет уверенности в завтрашнем дне.

– Ни у кого ее нет, – заметил я, глядя, как в безоблачном небе желтой тарелкой проплывает луна.

– И вы ощущаете то же самое? – Он повернул голову и пытливо посмотрел на меня. – У вас тоже нет уверенности?

– А у кого она есть?

– Это, конечно, верно, однако вы честолюбивы? Хотите разбогатеть? Наверняка хотите, и Берни тоже хочет. Мы часто говорим о деньгах. Однажды он сказал мне… вот его точные слова: «Клод, я готов на что угодно, лишь бы избавиться от этой неуверенности. Представься мне случай сорвать хороший куш, я отбросил бы всякую щепетильность».

– Берни так сказал?

– Это его точные слова.

Теперь настала моя очередь бросить на него пытливый взгляд.

– Послушайте, Кендрик, может, хватит ходить вокруг да около? Все ваши уловки шиты белыми нитками. Я ведь вижу: вы не знаете меня и хотите прощупать, только делаете это неуклюже, как слон. Что у вас на уме?

Он снял парик и заглянул внутрь, точно рассчитывал что-то найти там, потом снова напялил его на голову.

– Берни предупреждал меня, – улыбнулся он. – Говорил, что с вами нужно держать ухо востро. Он рассказал, как выручил вас из одной переделки. Вы ограбили вьетнамского менялу и унесли с собой три тысячи долларов. Берни дал вам алиби. Это правда?

– Вьетнамские менялы были легкой добычей. Я нуждался, а у него денег куры не клевали. У Берни чересчур длинный язык.

– Берни сказал, что меняла погиб под бомбежкой, и все устроилось как нельзя лучше.

«Кадиллак» плавно катил вдоль сверкавшего вдали бриллиантового ожерелья городских огней, и мне вспомнился Сайгон.

Моей вьетнамочке понадобились деньги, чтобы сбежать в Гонконг. У нее в головке помутилось от страха. Она приехала с Севера и твердила, что за ней охотятся вьетконговцы. Никакие доводы на нее не действовали. Подай деньги, и все тут, тогда она подкупит кого надо и спасется от смерти. Я по ней с ума сходил, но по ночам ее глупый страх портил все дело, и хоть я понимал, что лишусь ее, но все-таки решил помочь ей переправиться в Гонконг. Как-то вечером я вошел в контору этого менялы с револьвером в руке и заставил его раскошелиться. Я тогда не просыхал, и мне было море по колено. Получила она деньги, и поминай как звали. Потом военная полиция устроила опознание, и потерпевший указал на меня. Ну, думаю, крышка, но тут явился Олсон. Сказал, что во время ограбления мы с ним возились с его самолетом. Полицейские, конечно, не поверили, да у Берни был большой вес, и дело сошло мне с рук.

Казалось, все произошло давным-давно, в далеком прошлом. Мне еще повезло, что в контору того менялы угодила одна из первых ракет, которые вьетконговцы выпустили по Сайгону, и он взлетел на воздух. А то ведь он собирался писать жалобу командующему, но ракета его утихомирила.