— Нимало.

— Видите ли, — объяснил он, — не стоит затрачивать сорок пять фунтов на меблировку комнаты, чтобы потом выбросить все это за окно и заменить меблировкой в сто фунтов. В этом нет смысла, Монро. А, что? Я меблирую этот дом так, как еще никакой дом не был меблирован. Люди будут приезжать за сто миль, чтоб полюбоваться на него. Но приходится делать это комната за комнатой. Пойдемте вниз и полюбуйтесь на столовую. Вы должно быть проголодались после поездки.

Столовая действительно была убрана роскошно, — ничего пошлого и все великолепно. Ковры такой толщины, что нога точно тонула во мху. Суп был на столе, и миссис Колингворт ожидала нас, но он повел меня по комнате посмотреть обстановку.

— Сейчас, Гетти, — крикнул он через плечо, — я только покажу ему все. — Ну-с, эти стулья, — сколько, вы думаете, стоит каждый? А, что?

— Пять фунтов, — сказал я наудачу.

— Именно! — воскликнул он в восторге. — Тридцать фунтов полдюжины. Слышишь, Гетти! Монро сразу определил цену. Теперь, дружище, сколько за эту пару занавесей?

Пара была великолепная, пунцового бархата, с вызолоченными карнизами. Я не решился рисковать своей неожиданно приобретенной репутацией знатока.

— Восемьдесят фунтов! — гаркнул он, шлепая по ним руками. — Восемьдесят фунтов, Монро. Что вы об этом думаете? Все, что есть в этом доме, первого сорта. Да вот, посмотрите на эту горничную. Видели вы милее?

Он схватил за руку девушку и подтащил ее ко мне. «Не дурачься, Джимми», — кротко сказала миссис Колингворт, а он расхохотался так, что клыки обнажились до корней под щетинистыми усами. Девушка прижалась к госпоже, полуиспуганная — полурассерженная.

— Полно, Мэри, ничего! — крикнул он. — Садитесь, Монро, старина. Добудьте-ка нам бутылочку шампанского, Мэри, выпьем за дальнейшие успехи.

В середине обеда он выскочил из комнаты и вернулся с круглым кошельком, величиной с гранатовое яблоко, в руке.

— Что это такое, как вы думаете, Монро?

— Не имею понятия.

— Дневной заработок. А, Гетти? — Он распустил шнурок, и куча золота и серебра посыпалась на скатерть, монеты завертелись и зазвенели между тарелками. Одна скатилась со стола на пол, и была подобрана Мэри.

— Что там такое, Мэри? Полсоверена? Положите его себе в карман. Сколько всего сегодня, Гетти?

— Тридцать один фунт восемь шиллингов.

— Видите, Монро! Заработок одного дня! — Он засунул руку в карман брюк и, достав пригоршню соверенов, потряхивал ими на ладони. — Взгляните-ка, парень. Это не то, что в Авонмуте. А, что?

— Приятная будет новость для тамошних кредиторов, — заметил я.

Он нахмурился на меня с самым свирепым видом. Вы не можете себе представить, каким зверем выглядит Колингворт, когда рассердится. Его светлые голубые глаза загораются враждой, а жесткие волосы топорщатся, как чешуя гремучей змеи. Некрасив он и в добром настроении, а в сердитом просто чудовище. При первом симптоме опасности его жена выслала горничную из комнаты.

— Что вы за чушь несете! — крикнул он. — Неужели вы думаете, что я буду корпеть годы, чтобы расплатиться с этими долгами.

— Я думал, что вы обещали уплатить, — сказал я. — Во всяком случае, это не мое дело.

— Надеюсь, — крикнул он. — Деловой человек рискует, чтоб выиграть или потерять. Он отводит рубрику для безнадежных долгов. Я заплатил бы, если б мог. Я не мог, и потому сбросил их со счетов. Никто в здравом рассудке не вообразит, что я работаю в Бреджильде для торговцев Авонмута.

— А если они явятся к вам с требованиями уплаты?

— Посмотрим, решатся ли они на это. Пока я плачу за каждую вещь, которую ко мне приносят, чистоганом. Я пользуюсь такой репутацией, что мог бы отделать весь этот дом, от фундамента до конька крыши, как дворец, только я решил отделывать комнату за комнатой за наличные. В одной этой комнате около четырехсот фунтов.

Постучались в дверь и вошел мальчик в ливрее:

— С вашего позволения, сэр, мистер Дункан желает вас видеть.

— Передайте мой привет мистеру Дункану, и скажите ему, что он может убираться к черту.

— Дорогой Джимми! — воскликнула миссис Колингворт.

— Скажите ему, что я обедаю, и что если бы все короли Европы собрались в моей приемной, я бы не выглянул в дверь, чтобы посмотреть на них.

Мальчик исчез, но минуту спустя вернулся.

— Извините, сэр, он не хочет уходить.

— Не хочет уходить? Это что значит? — Колингворт разинул рот и поднял вилку и ножик. — Что это значит, плут? Что вы такое болтаете?

— Вот его счет, сэр, — сказал испуганный мальчик.

Лицо Колингворта потемнело и на лбу вздулись жилы.

— Его счет, да? Взгляните сюда! — Он вынул часы и положил их на стол. — Теперь без двух минут восемь. В восемь часов я выйду, и если найду его в приемной, подмету им улицу. Скажите ему, что я размечу его в клочки по всему приходу. У него только две минуты, чтобы спасти свою жизнь, и одна из них уже прошла.

Мальчик вылетел из комнаты, и минуту спустя мы услышали шаги вниз по лестнице и звук захлопнувшейся двери. Колингворт откинулся на спинку стула и хохотал, пока слезы не выступили на его глазах, меж тем как жена его дрожала от сочувственного веселья.

— Я сведу его с ума, — проговорил наконец Колингворт. — Это нервный, трусливый человечек, и когда я смотрю на него, он белеет, как глина. Проходя мимо его лавки, я обыкновенно захожу в нее, останавливаюсь и смотрю на него. Ничего не говорю, только смотрю. Это парализирует его. Иногда лавка полна народа, но действие то же самое.

— Кто же он? — спросил я.

— Он мой поставщик зерна. Я сказал, что плачу всем наличными, но он единственное исключение. Видите, раза два-три он вздумал надоедать мне, так я хочу отучить его от этого. Кстати, можно послать ему завтра двадцать фунтов, Гетти. Пора уплатить хоть часть.

После обеда мы перешли в одну из задних комнат, представлявшую поразительный контраст с передними; в ней находился только простой еловый стол и с дюжину кухонных стульев, пол был покрыт линолеумом. В одном конце стояла электрическая батарея и огромный магнит. В другом ящик с пистолетами и кучей патронов. Тут же находилась винтовка, а взглянув на стены я увидел, что они усеяны следами пуль.

— Что это такое? — спросил я, осматриваясь.

— Гетти, что это такое? — повторил он.

— Морская супрематия и господство над морями, — сказала она, точно ребенок, повторяющий урок.

— Именно! — гаркнул он, ткнув меня трубкой. — Морская супрематия и господство над морями. Все это здесь под вашим носом. Говорю вам, Монро, я мог бы поехать завтра же в Швейцарию, и сказать там: «У вас нет выхода к морю и нет гавани, но найдите мне корабль, и я дам вам господство над всеми океанами». Я вымету все моря так, что на них не останется и спичечной коробки, не то что корабля. Вот, в этой горсти я держу всю соленую воду до последней капли.

Жена положила руку ему на плечо, глядя на него с восторженным обожанием. Я отвернулся выколотить трубку и усмехнулся.

— О, смейтесь себе на здоровье, — сказал он (он был удивительно наблюдателен и замечал ваши малейшие движения). — Вы перестанете смеяться, когда я начну получать дивиденды. Сколько стоит этот магнит?

— Фунт?

— Миллион фунтов. Ни пенни меньше. И нация, которая купит его за такую цену, — купит дешево. Я решил отдать, хотя мог бы взять вдесятеро дороже. Я предложу его Главному Лорду Адмиралтейства через неделю или две, и если он окажется путным человеком, заключу с ним сделку. Не каждый день, Монро, к нему является человек с Атлантическим океаном в одной руке, Великим в другой. А что?

Я знал, что это может взбесить его, но тем не менее откинулся на спинку стула и хохотал до упада. Жена его укоризненно смотрела на меня, но он, нахмурившись было, сам расхохотался и принялся расхаживать по комнате, махая руками.

— Конечно, это кажется вам чепухой, — воскликнул он. — Так же бы я отнесся, если бы кто-нибудь другой рассказал мне об этом. Но ручаюсь моим словом, что все это так и есть. Гетти ручается за это. Правда, Гетти?

— Конечно, милый.

— Теперь я объясню вам, Монро. Какой вы неверующий жид, — делаете вид, будто заинтересованы, а про себя смеетесь! Во-первых, я нашел способ — какой именно, не стану рассказывать — увеличить во сто раз притягательную силу магнита. Вы понимаете, это?

— Да.

— Очень хорошо. Вы знаете также, что современные летательные снаряды делаются из стали или, по крайне мере, обделываются в сталь. Возможно, что вы когда-нибудь слыхали и о том, что магнит притягивает сталь. Позвольте мне теперь показать вам маленький опыт.

Он наклонился над своим аппаратом и я внезапно услышал треск электричества.

— Это, — продолжал он, подойдя к ящику, — салонный пистолет, который в следующем столетии будут выставлять в музеях, как оружие, возвестившее новую эру. Я вставляю в него патрон с стальной пулей специально для экспериментальных целей. Целюсь в кружок сургуча на стене на четыре дюйма выше магнита. Я стреляю без промаха. Стреляю. Теперь подождите и убедитесь, что пуля сплющилась о магнит, а затем оправдайте передо мной ваш смех.

Я подошел и убедился, что вышло так, как он сказал.

— Теперь я вам скажу, какой мы сделаем опыт, — крикнул он. — Я помещу магнит в шляпу Гетти, а вы стреляйте ей в лицо шесть раз подряд. Каков опыт? Ты не откажешься, Гетти? А, что?

Я думаю, что она не отказалась бы, но я поспешил заявить, что наотрез отказываюсь от такого опыта.

— Ну, еще бы, вы видите, что спорить не о чем. Мой военный корабль снабжен на носу и на корме магнитами, которые во столько же раз больше этого, во сколько пушечное ядро больше пули. Вот он вступает в дело. Что же выходит, Монро? А, что? Каждое ядро, пущенное в мой корабль, расплющивается, когда разомкнут ток. После каждого дела их продают с аукциона, как железный лом, а вырученные деньги делят в качестве премии между экипажем. Вы только представьте себе это, старина. Я вам говорю, что для ядра нет абсолютно никакой возможности задеть корабль, снабженный моим аппаратом. А дешевизна-то! Нет надобности в броне. Ничего не нужно. Всякий корабль становится неуязвимым с моим аппаратом. Военный корабль будущего обойдется примерно в семь фунтов десять шиллингов. Вы опять смеетесь, но дайте мне магнит и лодку с семифунтовым орудием, и я уничтожу лучший военный корабль.