Артур Конан Дойл -

— Войдите, папа! Пожалуйста, войдите! — крикнула Ида. — Не хотите ли вы выпить стакан шампанского?

— Нет, прошу меня извинить, — отвечал отец самым холодным тоном. — Я чувствую, что я вам буду мешать. Я не знал, что вы задаете пиры. Может быть, вы будете так любезны сказать мне, когда вы кончите. Я буду у себя в кабинете.

Он сделал вид, что совсем не замечает обоих молодых людей и, затворив дверь, пошел в свой кабинет, огорченный и оскорбленный до глубины души. Через четверть часа после этого, он услыхал, что в столовой хлопнули дверью, и обе его дочери пришли сказать ему, что гости от них ушли.

— Гости! Чьи гости? — закричал он в сердцах. — Что это за собрание?

— Мы давали маленький ужин, папа, и они были нашими гостями.

— О, вот как! — и доктор саркастически засмеялся. — Значит вы думаете, что это хорошо принимать и угощать молодых холостых людей поздно вечером, пить и курить вместе с ними, потом… О, зачем только я дожил до того, что мне приходится краснеть за своих дочерей! Слава Богу, что этого не видит ваша дорогая мать!

— Дорогой папа! — воскликнула Клара, бросившись к нему на шею. — Не сердитесь на нас. Если бы вы понимали, в чем дело, то увидали бы, что в этом нет ничего дурного.

— Ничего дурного, мисс! Кто же может лучше судить об этом?

— Миссис Уэстмакот, — подсказала лукавая Ида. Доктор вскочил с места.

— К черту миссис Уэстмакот! — закричал он, отчаянно махая руками по воздуху. — Неужели же я не услышу ничего другого, кроме имени этой женщины? Неужели я буду встречать ее на каждом шагу? Я больше не могу выносить этого.

— Но ведь это было ваше желание, папа.

— Ну, так я скажу вам теперь, в чем состоит мое второе и более благоразумное желание, и мы увидим, будете ли вы повиноваться этому второму желанию так, как повиновались первому.

— Конечно, будем, папа.

— Так я желаю, чтобы позабыли все эти ужасные идеи, которые вы от нее заимствовали, чтобы вы одевались и вели себя так, как прежде, раньше, чем вы познакомились с этой женщиной, и чтобы впредь ваши отношения с ней ограничивались только тою вежливостью, которую следует соблюдать по отношению к соседям.

— Так мы должны оставить миссис Уэстмакот?

— Или оставить меня.

— О, дорогой папа, как можете вы говорить такие жестокие слова, — воскликнула Ида, пряча свою белокурую с золотистым отливом головку на груди отца, между тем как Клара прижала свою щеку к одной из его бакенбардов. — Конечно, мы оставим ее, если вы этого желаете.

Доктор погладил эти обе прижавшиеся к нему головки.

— Ну вот это опять мои девочки! — воскликнул он. — Вы ошиблись так же, как ошибся и я. Я был введен в заблуждение, а вы последовали моему примеру. Только тогда, когда я увидел, что ошибаетесь вы, я понял, что ошибся и я. Оставим все это и никогда не будем больше ни говорить, ни думать о нем.

Таким образом, благодаря находчивости этих двух девушек, рассеялась грозная туча, и снова засияло солнце. Но, увы! — над одною из них опять собиралась другая туча, которую нельзя было так легко рассеять. Из этих трех семейств, которых свела вместе судьба, два были уже соединены узами любви. Но она решила также связать семью Уэстмакот с семьею Гей-Денвер союзом другого рода.

Между адмиралом и вдовой существовали самые дружественные отношения с того дня, когда старый моряк спустил свой флаг и переменил свои взгляды; женщине, катавшейся на яхте, он приписывал те достоинства, которых не находил в женщине, стремившейся к реформе. Он, по своей честной и прямой натуре, видел точно также честность и прямоту и в своей соседке, и между ними завязалась такая дружба, которая была больше похожа на дружбу двух мужчин между собою, — дружба, основанная на взаимном уважении и сходстве вкусов.

— Да, кстати, адмирал, — сказала миссис Уэстмакот однажды утром, когда они шли вместе на вокзал, — кажется, ваш сын в то время, как он не ухаживает за мисс Уокер, занимается чем-то на бирже?

— Да, сударыня, и редко кто в его годы ведет так хорошо дела. Я могу сказать вам, сударыня, что он выдвигается вперед. Те, которые взялись за дело вместе с ним, остались у него далеко за кормою. Прошлый год он заработал пятьсот фунтов стерлингов; ему не будет еще и тридцати лет, а он уже дойдет до четырех цифр.

— Причина, почему я спросила вас об этом, то, что мне нужно бывает от времени до времени помещать небольшие суммы денег, а мой теперешний маклер — плут. Я была бы очень рада устраивать эти дела при посредстве вашего сына.

— Это очень любезно с вашей стороны, сударыня. Его компаньон поехал отдохнуть, и Гарольд с удовольствием возьмется за дело и покажет, что он может сделать. Вы знаете, что лейтенанту бывает тесно на яхте, когда капитан на берегу.

— Я полагаю, что он, как обыкновенно, берет полпроцента за комиссию?

— Право, не знаю, сударыня. Но только я готов побожиться, что он поступает так, как следует.

— Это столько, сколько я плачу обыкновенно — десять шиллингов со ста фунтов стерлингов. Если вы увидите его раньше меня, то попросите его купить мне новозеландских акций на пять тысяч фунтов стерлингов. Теперь они идут по четыре, но я думаю, что они поднимутся.

— На пять тысяч! — воскликнул адмирал, высчитывая в своем уме: «Посмотрим, сколько это выйдет! Ведь это двадцать пять фунтов стерлингов за комиссию. Хорошо заработать такую сумму в один день, ей Богу!» — Это очень хорошее поручение, сударыня.

— Но ведь я должна же заплатить кому-нибудь, так почему же не ему?

— Я ему скажу и уверен, что он не станет тратить времени понапрасну.

— О, спешить не к чему! Да, кстати, кажется, вы сейчас сказали, что у него есть компаньон.

— Да, мой сын — младший компаньон, а Пирсон — старший. Меня познакомили с ним несколько лет тому назад, и он предложил это Гарольду для начала. Конечно, он должен был вести довольно большой залог.

Миссис Уэстмакот остановилась и стояла, выпрямившись во весь рост, между тем как ее суровое, как у дикого индейца, лицо сделалось еще суровее.

— Пирсон? — спросила она. — Иеремия Пирсон?

— Он самый.

— Ну, так дело расстроилось! — закричала она. — Вы не должны рассчитывать на то, что я помещу деньги.

— Очень хорошо, сударыня.

Они пошли дальше рядом; она об чем-то думала, а он был раздосадован тем, что она ни с того ни с сего переменила свое намерение, и разочарован, так как его Гарольд не получит комиссионных денег.

— Вот что я скажу вам, адмирал, — неожиданно воскликнула она, — если бы я была на вашем месте, то запретила бы вашему сыну быть компаньоном этого человека.

— Но почему же, сударыня?

— Потому, что он связался с самой хитрой и лукавой лисицей во всем городе Лондоне.

— Иеремия Пирсон, сударыня? Что же вы можете знать о нем? Он пользуется хорошей репутацией.

— Ни один человек на свете не знает так хорошо Иеремию Пирсона, как знаю его я, адмирал. Я предостерегаю вас, потому что чувствую симпатию к вам и к вашему сыну. Этот человек — плут, и вам лучше держаться от него подальше.

— Но ведь это только одни слова, сударыня. Неужели же вы хотите сказать, что знаете его лучше, чем маклеры и дельцы в Сити?

— Послушайте, — закричала миссис Уэстмакот, — вы поверите мне, что я знаю его, когда я скажу вам, что моя девичья фамилия Пирсон, я — Ада Пирсон, а Иеремия — мой единственный брат?

Адмирал засвистал.

— Фью! — закричал он. — Теперь я вижу, что между вами есть сходство.

— Он — железный человек, адмирал; он — человек, у которого нет сердца. Вы будете поражены, если я расскажу вам, что я вытерпела от моего брата. Состояние моего отца было разделено между нами поровну. Он спустил свою долю в течение пяти лет и затем старался посредством разных хитростей, на какие только способен лукавый, низкий человек — подлой лестью, юридическими принципами, грубым запугиванием, — отнять у меня мою долю. Нет такой низости, на которую не был бы способен этот человек. О, я знаю моего брата Иеремию! Я знаю его и всегда настороже.

— Это для меня новость, сударыня. Честное слово, я не знаю даже, что мне и отвечать на это. Благодарю вас за то, что вы были со мной так откровенны. Из того, что вы сказали, я заключаю, что с таким товарищем плавать нельзя. Может быть, Гарольд поступит хорошо, если он отстранится от дела.

— Как можно скорее.

— Ну, хорошо, мы с ним поговорим об этом, вы можете быть уверены. Ну, вот мы дошли и до вокзала, я только посажу вас в вагон, а потом пойду домой и послушаю, что скажет на это моя жена.

Когда он тащился домой, озадаченный и расстроенный, то очень удивился, услыша, что кто-то сзади зовет его; оглянувшись, он увидал, что за ним бежит по дороге Гарольд.

— Папенька, — кричал он, я только что приехал из города, и первое, что я увидел, это — вашу спину, когда вы шли от вокзала. Но вы идете так скоро, что я должен был бежать для того, чтобы догнать вас.

Адмирал улыбнулся от удовольствия, причем на его суровом лице появилось множество морщин.

— Ты рано вернулся сегодня, — сказал он.

— Да, мне нужно было посоветоваться с вами.

— Не случилось ничего дурного?

— О, нет, только одно маленькое затруднение.

— В чем же дело?

— Сколько лежит у нас на текущем счету?

— Да порядочно. Полагаю, около восьмисот.

— О, половины этой суммы будет достаточно с избытком. Это было легкомысленно со стороны Пирсона.

— Что такое?

— Вот видите ли, папенька, когда он уехал немножко отдохнуть в Гавр, то он поручил мне заплатить по счетам и так далее. Он сказал мне, что в банке лежит довольно для того, чтобы удовлетворить все требования. Во вторник я должен был заплатить по двум чекам — одному на 80 фунтов стерлингов, а другому на 120, и вот мне вернули их из банка с пометкою, что мы уже перебрали несколько сотен.