Франк Кросс был не высок и не низок. Он был ровно 5 футов 8 с половиной дюймов роста. Сильное телосложение и легкая поступь изобличали в нем человека, с молодых лет занимавшегося гимнастикой. Он был тонок, но не крепок, и носил свою голову высоко, с полувызывающим видом, что указывало на смелость и хорошую породу. Несмотря на работу в конторе, лицо его было загорелым, но волосы и небольшие усы были белокуры, а глаза, его лучшее украшение, были нежно-голубого цвета и легко изменялись в выражении, начиная от самого нежного кончая самым жестким.

Был он сиротой и не получил от своих родителей в наследство ничего, кроме склонности к литературе, перешедшей к нему от матери. Этого было недостаточно для хорошего заработка, но склонность к искусству развила в нем критический ум и любовь к изящному. Все это вместе взятое налагало какой-то отпечаток таинственности на его характер, что делало его более сложным и следовательно — интересным. Лучшие друзья не могли вполне разгадать его. Сила воли, мужество, смелость, способность к глубокому чувству были наиболее заметные черты его характера. Иногда он бывал даже немного диким, по крайней мере, появлялись черточки, указывающие на возможность таких порывов; его непреодолимая любовь к свежему воздуху и физическим упражнениям отчасти уже указывали на это. На женщин он производил впечатление не совсем неблагоприятное, потому что в его душе еще остались далекие, неизведанные уголки, которые еще ни одна из них не сумела понять. В этих темных изгибах скрывался или святой или великий грешник, и так манило проникнуть в эти темные уголки и узнать, наконец, что же из двух там скрывается. Никогда еще ни одна женщина не находила его скучным, но едва ли ему было лучше от этого, так как его порывистая натура не могла удовлетвориться легкой дружбой. У него было, как мы увидим, свое прошлое, но это было только «прошлое», с тех пор, как Мод Сельби, точно светлый ангел, появилась на его темном жизненном пути. Что касается его возраста, то ему скоро должно было исполниться 27 лет.

Есть еще кое-что, что мы должны сказать о нем, и чего он сам о себе не сказал бы. У его отца были дальние родственники, которые после его смерти остались решительно без всяких средств. И вот Франк принял на себя заботу об этих стариках. С большими лишениями для себя он устроил их в уютном маленьком домике в загородной местности, присылал им через каждые три месяца определенную сумму денег, и старики тихо и мирно доживали свою жизнь, считая Франка богатым человеком, которому ничего не стоит помочь им и вовсе не подозревая, каких усилий ему это стоило. И Франк, не желая омрачать последние дни стариков, всеми силами старался сделать так, чтобы они не узнали суровой правды.

Остается еще добавить, что Франк был одним из лучших игроков Сюррейского Крикет-клуба. А теперь, положив руку на сердце, мы со спокойной совестью можем сказать, что Франк Кросс, не менее всех других, был достоин своей невесты, Мод Сельби.

Несчастная душа Франка все более и более разгоралась огнем ожидания. Но затем наступил холод реакции, и в конце концов Франком овладело глубокое отчаяние. Теперь он уже был убежден, что Мод несомненно и окончательно покинула его. В это время башенные часы пробили час, и в то же мгновение на платформу быстро вошла Мод. Для чего нужно было ему напрягать свое зрение, внимательно разглядывая каждую женщину, когда одного беглого взгляда было ему вполне достаточно, чтобы узнать ее! Она шла быстрой легкой походкой, изящная, стройная, красиво, по-женски, наклонив голову. Он узнал бы ее среди тысячи других. Сердце его дрогнуло при ее появлении, но, как истый англичанин, он не выдал себя и со спокойным лицом быстро пошел ей навстречу. Взгляд его, однако, выражал все, что ей было нужно.

— Доброе утро!

— Как поживаешь?

С минуту он стоял молча, устремив на нее свой взор. На ней было то самое платье, которое он так любил: серебристо-серая юбка и такая же кофточка с белой отделкой на груди. Шляпка ее, также с белой отделкой, была под цвет платью. Белая вуаль смягчила темный цвет ее кудрей. Перчатки были также серого цвета. Носки ее черных ботинок, выглядывавшие из-под обреза юбки, были единственными темными пятнышками во всей ее фигуре. Кросс, с его критическим умом артиста, мог только любоваться и радоваться

Она взглянула на него с лукавой улыбкой, которая так шла ей.

— Итак, милостивый государь, вы одобряете?

— Великолепно!

— Очень рада. Я была уверена, что тебе понравится. Ты ведь так любишь серые цвета. Надеюсь, ты меня не долго ждал?

— Нет, нет, пустяки.

— Ты выглядел так торжественно, когда я вошла.

— Неужели?

— А потом ты сразу вскочил.

— Неужели? Очень жалею.

— Почему?

— Не знаю, мне хочется, чтобы наши чувства были совсем и только нашими. Быть может это глупо, но такое у меня чувство.

— Ничего дорогой, твой скачок был не так уж заметен. Куда же мы направимся?

— Пойдем сюда, Мод, в залу.

Она последовала за ним в темную, грязноватую комнату. В одном углу какой-то крестьянин с женой и ребенком терпеливо ждали поезда. Франк Кросс и Мод Сельби поместились в противоположном углу. Франк вынул из кармана футляр и открыл его. Что-то сверкнуло на белом атласе.

— О, Франк, неужели это оно и есть?

— Оно тебе нравится?

— Какое оно широкое! У матери совсем узенькое.

— В прежние времена их обычно делали узкими.

— Как оно красиво! Можно примерить?

— Нет, дорогая, это плохая примета.

— Но что если оно не впору?

— Не беспокойся. Оно совершенно одинаковых размеров с твоим сапфировым кольцом.

— Тебе, кстати, еще очень мало досталось от меня за то кольцо. Ну как ты мог истратить двадцать две гинеи на кольцо? Да, да, сударь, вчера в магазине я видела точь-в-точь такое же кольцо и отлично знаю, сколько оно стоит.

— Я сэкономил деньги.

— Да, но не для этого.

— Лучше я не мог истратить эти деньги. А это кольцо таких же размеров, и наверное будет впору.

Мод подняла вуаль и сидела, устремив взор на маленькое золотое колечко, которое держала в руках. Тусклое лондонское солнце бронзовым светом заливало ее чудные кудри. У нее было лицо, красивое само по себе, но еще более красивое по своему выражению, вдумчивому, благородному, женственному, полному природной шаловливости и детского лукавства. Но глубокая задумчивость ее взгляда и нежные очертания губ говорили о ее уме и готовности на страдание и жертвы. Грубый поклонник одной физической красоты прошел бы мимо, быть может и не заметив ее, но более глубокий наблюдатель, которому недостаточно одной наружной красоты, невольно остановился бы перед Мод Сельби и отметил бы ее среди тысячи других женщин.

Она возвратила ему кольцо, и лицо ее сделалось вдруг серьезным.

— Я чувствую это совсем так, как ты описывал в своем письме, Франк; что-то роковое заключается в этом кольце. Оно всегда будет со мною. Мне кажется, что вся будущность сосредоточивается вокруг этого маленького колечка.

— Ты этого боишься?

— Боюсь ли я? — ее серая перчатка мягко легла на его загорелую руку. — Я не могу ничего бояться, пока ты будешь со мной. Это так странно, потому что обыкновенно я очень легко пугаюсь. Я думаю, если бы мне вместе с тобой пришлось пережить что-нибудь вроде хотя бы крушения поезда, я бы и тогда не испугалась. Ведь скоро я буду частью тебя, а ты достаточно силен для двоих.

— Не думаю, — проговорил Франк, — по-моему у меня такие же нервы, как и у всех других.

Мод покачала головой.

— Уж я знаю, — сказала она.

— У тебя ошибочное представление обо мне. Иногда это меня радует, но иногда приводит в отчаяние. Мне кажется, будто я обманываю тебя. Ты воображаешь, что я какой-то герой, гений и т. п. между тем, как я отлично знаю, что я самый обыкновенный человек, каких в Лондоне сотни и сотни тысяч, и так же мало достоин тебя, как и всякий другой человек.

Она засмеялась с сияющими глазами.

— Люблю слушать, когда ты так говоришь, — сказала она, — именно это-то и хорошо в тебе.

Франк безнадежно пожал плечами.

— Буду надеяться на то, что ты хоть не сразу, а постепенно узнаешь меня всего. Теперь, Мод, перед нами весь день и весь Лондон. Что мы предпримем? Я хочу, чтобы ты выбирала.

— Я так счастлива, что мне право все равно. Я готова просидеть с тобой до самого вечера.

Они оба рассмеялись.

— Пойдем, — сказал он, — мы обсудим это по дороге.

Семья крестьянина все еще сидела и дожидалась. Уходя, Мод положила серебряную монетку в руку ребенка. Она была так счастлива сама, что ей хотелось, чтобы и вокруг нее все были счастливы. Посторонние оборачивались и смотрели ей вслед, когда она проходила мимо. С легким румянцем на щеках и с сияющими глазами она была воплощением молодости, красоты и любви. Какой-то пожилой господин, взглянув на нее, вздрогнул и проводил ее восхищенным взором. Может быть он вспомнил и свою молодость и свою любовь, и на мгновение вновь пережил старые, счастливые дни.

— Возьмем мы извозчика?

— О, Франк, мы должны приучаться быть экономными. Пойдем пешком.

— Сегодня я не могу и не хочу быть экономным.

— Ну, вот! Видишь, какое скверное влияние я на тебя имею.

— Самое развращающее! Однако мы еще не решили, куда идти.

— Не все ли равно, если мы вместе?

— В Овале идет очень интересная игра в крикет между австралийцами и Сюррейским клубом. Хочешь отправиться туда?

— С удовольствием, дорогой, если тебе хочется.

— Затем во всех театрах идут утренние спектакли. Но ты, вероятно, предпочитаешь быть на вольном воздухе?

— Мне, право, все равно, лишь бы тебе было весело.

— Об этом уж не беспокойся.