Они подошли к кровати, на которой лежала женщина лет сорока, темноволосая, с бледным лицом, искаженным предсмертной агонией.

– Бедная душа, – медленно произнес мистер Саттерсуэйт.

Он бросил взгляд на Эркюля Пуаро и увидел на его лице странное выражение, от которого ему стало не по себе.

– Кто-то узнал, что она собирается говорить с нами, и убил ее… – сказал мистер Саттерсуэйт.

Пуаро кивнул.

– Совершенно верно.

– Ее убили, чтобы она не рассказала нам то, что знала.

– Или то, чего не знала… Но не будем терять времени. У нас много дел. Убийства должны прекратиться. И мы позаботимся о том, чтобы они прекратились.

– Это согласуется с вашими предположениями по поводу личности убийцы? – спросил мистер Саттерсуэйт, с любопытством взглянув на него.

– Согласуется. Но он оказался опаснее, нежели я предполагал… Нам следует соблюдать осторожность.

Пуаро и мистер Саттерсуэйт вышли из комнаты, и суперинтендант Кроссфилд последовал за ними. Они рассказали ему о полученной ими телеграмме. Выяснилось, что ее отправил с почтового отделения Мелфорта какой-то мальчик. Почтовая служащая запомнила это потому, что в телеграмме упоминалась смерть сэра Бартоломью Стрейнджа.

После ланча в компании с суперинтендантом и отправки телеграммы сэру Чарльзу расследование возобновилось.

В шесть часов вечера был найден отправивший телеграмму мальчик. По его словам, телеграмму ему поручил отправить неряшливо одетый мужчина. Он сказал, что получил ее от «полоумной леди» из «Дома в Парке». Она выбросила из окна свернутый лист бумаги с вложенными в него двумя монетами в полкроны. Мужчина побоялся ввязываться в сомнительное дело и передал мальчику телеграмму и одну монету, сказав, чтобы тот оставил сдачу себе.

Полиция начала поиски мужчины. Пуаро и мистер Саттерсуэйт решили, что здесь им больше делать нечего, и отправились обратно в Лондон.

До города они добрались около полуночи. Эгг вернулась к матери, и их встречал сэр Чарльз. Втроем они обсудили сложившуюся ситуацию.

– Mon ami, – сказал Пуаро, – послушайте меня. Только одно способно разрешить эту тайну – маленькие серые клеточки мозга. Рыскать по всей Англии в надежде, что тот или иной человек откроет нам истину, – это любительщина и нелепость. Истину можно увидеть только изнутри.

Лицо сэра Чарльза выражало скептицизм.

– Что же вы хотите предпринять?

– Я хочу хорошенько поразмыслить. Для этого мне потребуется двадцать четыре часа.

Картрайт с улыбкой покачал головой.

– И размышления подскажут вам, что рассказала бы эта женщина, останься она в живых?

– Думаю, да.

– Едва ли это возможно. Тем не менее, месье Пуаро, делайте то, что считаете нужным. Вы справитесь с этой задачей лучше меня. Я потерпел поражение и признаю это. Во всяком случае, у меня есть другие дела.

Вероятно, сэр Чарльз ожидал, что его начнут расспрашивать, но если это было так, то его ожидания не оправдались. Мистер Саттерсуэйт лишь настороженно взглянул на него, а Пуаро был погружен в свои мысли.

– Ну что же, я возвращаюсь домой, – сказал актер. – Ах да, совсем забыл… Меня тревожит мисс Уиллс.

– А что с ней?

– Она уехала.

Пуаро в изумлении уставился на него.

– Уехала? Куда?

– Никто не знает… Получив от вас телеграмму, я обдумал положение дел. Я был убежден, как говорил вам тогда, что эта женщина что-то знает, и решил напоследок попытать счастья. Я поехал к ней домой – и был у нее около половины десятого. Как оказалось, она покинула дом сегодня утром, сказав, что едет на целый день в Лондон. Вечером ее домочадцы получили от нее телеграмму, в которой она сообщала, что вернется завтра, и просила их не беспокоиться.

– А они беспокоились?

– По-моему, да. Дело в том, что она не взяла с собой никакого багажа.

– Странно, – пробормотал Пуаро.

– Очень странно. У меня как-то неспокойно на душе.

– Я ее предупреждал, – сказал Пуаро. – Всех предупреждал. Помните, я призывал: «Скажите сейчас»?

– Помню. Вы думаете, она… тоже…

– У меня есть определенные мысли на этот счет, – ответил Пуаро, – но пока я не хочу делиться ими.

– Сначала дворецкий – Эллис, – затем мисс Уиллс… Где Эллис? Удивительно, что полиция так и не смогла найти его.

– Они просто не там искали его тело, – заметил Пуаро.

– Вы, как и Эгг, думаете, что его нет в живых?

– Именно так.

– Господи! – воскликнул сэр Чарльз. – Это какой-то кошмар! Все так запутанно и непостижимо…

– Напротив, все очень логично.

Сэр Чарльз в недоумении воззрился на него.

– Вы так полагаете?

– Конечно. Видите ли, я обладаю упорядоченным сознанием…

– Я вас не понимаю.

Мистер Саттерсуэйт тоже смотрел на маленького бельгийца с удивлением.

– А каким же тогда сознанием обладаю я? – спросил несколько уязвленный сэр Чарльз.

– У вас сознание актера, сэр Чарльз, – творческое, оригинальное. Вы всегда и во всем видите драматические моменты. У мистера Саттерсуэйта сознание театрального зрителя. Он наблюдает за персонажами и ощущает атмосферу. Но что касается меня, мое сознание прозаично. Я вижу только факты, не отягощенные драматическими атрибутами и не освещенные светом рампы.

– Стало быть, мы должны оставить вас в покое?

– На двадцать четыре часа.

– В таком случае желаем вам удачи. Спокойной ночи.

Когда они вышли на улицу, Картрайт холодно заметил:

– Этот тип много о себе воображает.

Мистер Саттерсуэйт улыбнулся. Что вы хотите, главная роль!

– Можно узнать, сэр Чарльз, что это за другие дела, которые вы только что упомянули?

На лице актера появилось застенчивое выражение, хорошо знакомое мистеру Саттерсуэйту по свадебным церемониям на Ганновер-сквер.

– Ну… в общем, мы с Эгг…

– Рад слышать это, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Мои поздравления и наилучшие пожелания.

– Конечно, я слишком стар для нее…

– Она так не считает, а судить об этом только ей.

– Очень любезно с вашей стороны, Саттерсуэйт… Знаете, я вбил себе в голову, будто она неравнодушна к Мандерсу.

– Интересно, с чего вы это взяли? – самым невинным тоном сказал мистер Саттерсуэйт.

– Во всяком случае, это не так, – твердо произнес сэр Чарльз.

Глава 14

Мисс Милрэй

Пуаро так и не получил необходимые ему двадцать четыре часа одиночества и покоя.

На следующее утро, в двадцать минут двенадцатого, Эгг без какого-либо предупреждения появилась на пороге его номера. К ее немалому изумлению, она застала великого детектива за возведением карточного домика. Ее лицо выражало такое явное презрение, что Пуаро почувствовал необходимость оправдаться.

– Не подумайте, мадемуазель, будто я впал в детство в столь почтенном возрасте. Просто я нахожу, что это странное, на ваш взгляд, занятие прекрасно стимулирует процесс мышления. Это моя старая привычка. Сегодня утром я первым делом вышел из отеля и купил колоду карт. К сожалению, я допустил ошибку и купил ненастоящие карты. Но они тоже вполне подходят.

Внимательнее присмотревшись к сооружению на столе, Эгг рассмеялась.

– О господи, вам продали «Счастливые семьи»…

– А что это такое – «Счастливые семьи»?

– Детская игра.

– А-а, понятно… Ну, из них тоже можно строить карточные домики.

Эгг взяла со стола несколько карт и принялась рассматривать их с ностальгической улыбкой.

– Мастер Бан, сын пекаря, – я всегда любила его. А вот миссис Магг, жена молочника… О боже, ведь это я!

– Разве на этой забавной картинке изображены вы, мадемуазель?

– Нет, тут дело в имени…

Эгг рассмеялась, увидев недоумение на лице Пуаро, и объяснила суть дела.

– Ах, вот что имел в виду сэр Чарльз вчера вечером! Я тогда еще подумал… Магг – ну конечно, если я не ошибаюсь, на сленге это слово означает «болван»? Выйдя замуж, вы, естественно, смените фамилию и вряд ли захотите называться леди Магг, не так ли?

Эгг вновь рассмеялась.

– Пожелайте мне счастья, – сказала она.

– От души желаю вам, мадемуазель, не скоротечного счастья молодости, но долговечного, которое зиждется на скале.

– Я обязательно скажу Чарльзу, что вы назвали его скалой, – сказала Эгг. – А теперь перейдем к делу. Мне все не дает покоя та газетная вырезка, которая выпала из бумажника Оливера и которую мисс Уиллс подняла и отдала ему. Либо лжет он, утверждая, будто не помнит, что она находилась там, либо лжет она. То есть из его бумажника выпала какая-то газетная вырезка, а эта женщина заявила, будто это была заметка о никотине.

– Зачем ей это было нужно, мадемуазель?

– Затем, что она хотела избавиться от нее, и подбросила ее Оливеру.

– Вы хотите сказать, что она преступница?

– Да.

– Какой же у нее был мотив?

– Не знаю. Могу только предположить, что она сумасшедшая. Умные люди довольно часто оказываются маньяками. Не вижу никакой другой причины.

– Определенно, это impasse[102]. Мне не следовало спрашивать вас о мотиве. Я должен постоянно задавать этот вопрос самому себе. Какой мотив стоял за убийством мистера Баббингтона? Когда я смогу ответить на этот вопрос, загадка будет разрешена.

– Вы не считаете, что это просто безумие?.. – спросила Эгг.

– Нет, мадемуазель, это не безумие – в том смысле, который вы вкладываете в это понятие. Есть причина. И я должен найти эту причину.

– Ну что же, до свидания, – сказала Эгг. – Извините, что побеспокоила вас. Мне только что пришла в голову одна мысль. Я должна спешить. Мы с Чарльзом собираемся пойти на генеральную репетицию спектакля «Щенок заржал» – по пьесе, которую мисс Уиллс написала для Анджелы Сатклифф. Завтра премьера.

– Mon Dieu! – воскликнул Пуаро.

– В чем дело? Что-нибудь случилось?

– Да, действительно, что-то случилось… Идея! Великолепная идея! О, как же я был слеп…